Император Александр II Николаевич.

Императора Александр II.
Гравюра Серякова 

Александр II, Император Всероссийский, старший сын Великого князя, впоследствии Императора Николая Павловича и Великой Княгини Александры Феодоровны.

Великий князь Александр Николаевич, родился в Москве 17-го апреля 1818 г.; объявлен Наследником престола 12-го декабря 1825 г.; пожалован титулом Цесаревича 30-го августа 1831 г.; 16-го апреля 1841 г. — сочетался браком с принцессою Максимилианою-Вильгельминою Августою Софиею-Мариею Гессен-Дармштадтскою, нареченною во св. миропомазании Великою Княжною Мариею Александровною, родившеюся 27-го июля 1824 г., скончавшеюся 22-го мая 1880 г.

Цесаревич Александр Николаевич вступил на престол 19-го февраля 1855 г.; коронован 26-го августа 1856 г.

Император Александр II имел детей:

Великую Княжну Александру Александровну, родившуюся 18 августа 1842 г., скончавшуюся 16 июня 1849 г.;

Цесаревича Николая Александровича, родившегося 8-го сентября 1843 г., скончавшегося 12 апреля 1865 г.;

Цесаревичаб, потом Государя Императора Александра III Александровича, родившевося 26-го февраля 1845 г.;

Великих Князей:

Владимира Александровича, родившегося 10-го апреля 1847 г.;

Алексея Александровича, родившегося 2 января 1850 г.;

Великую Княжну Марию Александровну, родившуюся 5 октября 1853 г.;

Великих Князей: Сергия Александровича, родившегося 29 апреля 1857 г.;

Павла Александровича, родившегося 21-го сентября 1860 г.

Скончался Император Александр I 1-го марта 1881 года, после смертельных травм, полученных во время теракта.

Памятник Александру II в Кремле. Почтовая открытка 1898-1900 гг.
26 мая 1893 - В Москве прошла закладка памятника императору Александру II,
сооружавшегося по проекту художника П.В. Жуковского архитектором Н.В. Султановым и скульптором А.М. Опекушиным.

Через пять лет памятник откроют, еще через двадцать фигуру царя сбросят,
а в 1928 году от памятника не останется ничего.

 

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ.

Великий князь, Наследник и Цесаревич Александр Николаевич. 1818-1855.

I. Детство. 1818 - 1826 гг.

Колыбелью Императора Александра II-го была Москва — колsбель русского царства.

В среду на Пасхе, 17-го апреля 1818 года, в исходе 11-го часа утра, в архиерейском доме, что при Чудовом монастыре — потом Николаевский дворец, Великая Княгиня Александра Феодоровна разрешилась от бремени сыном-первенцам, нареченным Александром.

В собственноручных её «Воспоминаниях» находим следующий рассказ об этом событии: «В 11 часов, я услыхала первый крик моего первого ребенка. Ники целовал меня, заливаясь слезами, и вместе мы возблагодарили Бога, не зная даровал-ли Он нам сына или дочь, когда матушка (Императрица Мария Феодоровна), подойдя к нам, сказала: — это сын. Счастье наше удвоилось, а, впрочем, я помню, что почувствовала что-то строгое и меланхолическое при мысли, что это маленькое существо, призвано стать Императором!». 201 пушечный выстрел возвестил первопрестольной столице о рождении Великого князя. На другой день было отслужено торжественное благодарственное молебствие в Успенском соборе, в присутствии Двора, высших военных и гражданских чинов.

Во исполнение обета, Великий князь Николай Павлович соорудил придел во имя св. Александра Невского в церкви Нового Иерусалима. «Это», писал он архиепископу московскому Августину, «смиренное приношение счастливого отца, поверяющего Отцу Всемогущему свое драгоценнейшее благо: участь жены и сына... Пускай пред алтарем, воздвигнутым благодарностью отца, приносятся молитвы и о матери, и о сыне, да продлит Всемогущий их жизнь, для собственная их счастья, на службу Государю, на честь и пользу отечеству».

Вдохновенными стихами приветствовал Жуковский рождение царственная отрока, в послании к августейшей его матери:

Прекрасное Россия упованье 

Тебе в твоем младенце отдает.

Тебе его младенческие лета!

От их пелен, ко входу в бури света, 

Пускай тебе во след он перейдет,

С душой, на все прекрасное готовой; 

Наставленный: достойным счастья быть, 

Великое с величием сносить,

Не трепетать, встречая рок суровый,

И быть в делах времен своих красой. 

Лета пройдут, подвижник молодой, 

Откинувши младенчества забавы,

Он полетит в путь опыта и славы...

Да встретит он обильный честью век,

Да славного участник славный будет,

Да на чреде высокой не забудет 

Святейшего из званий: человек!

Жить для веков в величии народном,

Для блага всех — свое позабывать,

Лишь в голосе отечества свободном

О смирение дела свои читать:

Вот правила царей великих внуку!

Жизнь Александра II-го была исполнением вещего пророчества поэта, призванного стать его наставником.

В день рождения племянника, Император Александр Павлович находился в Варшаве, для открытия первого сейма, восстановленного им Царства Польского. Известие о радостном событии получил он на пути в Одессу и Крым, 27-го апреля, в местечке Бельцах, Бессарабской области, и тотчас se назначил новорожденного Великого князя шефом Лейб-Гвардии гусарского полка.

Таинство св. крещения совершено над Александром Николаевичем в Москве, в церкви Чудова монастыря, 5-го мая, в присутствии Императриц: Елисаветы Алексеевны и Марии Феодороввы, духовиком их императорских величеств протопресвитером Криницким. Восприемниками были: Император Александр Павлович, Императрица Мария Феодоровна и дед новорожденного со стороны матери, Фридрих Вильгельм III, король прусский.

Младенца внесла во храм статс-дама графиня Ливен; по сторонам её шли, поддерживая подушку, главнокомандующий Москвы, Генерал от кавалерии Тормасов, и действительный тайный советник князь Юсупов.

По окончании обряда, во время пения Тебе Бога хвалим, произведен салют в 201 выстрел из пушек, поставленных в Кремле, у Алексеевского монастыря, при колокольном звоне всех церквей московских.

Божественную литургию совершал архиепископ Августин.

К причастию подносила новорожденного Августейшая восприемница, после чего, возложив на него поднесенные обер-камергером Нарышкиным знаки ордена св. Андрея Первозванного, её величество, следуя примеру матери Петра Великого, положила младенца в раку, где почивают нетленные мощи св. Алексия, митрополита Московского.

В тот же день, в покоях вдовствующей Императрицы, был обеденный стол для высшего духовенства, статс-дам и особ первых трех классов, а вечером по всей Москве зажглась блестящая иллюминация.

При первом известии о рождении первородного внука, король прусский пожаловал ему орден Чёрного Орла, знаки коего были доставлены в Москву ко дню крещения, a вскоре и сам король pешился отправиться в Россию, чтобы порадоваться на семейное счастье любимой дочери. 1-го июня прибыл в Москву из путешествия по Южной России Император Александр I, a вслед за ним, 3-го того же месяца, приехал и Фридрих-Вильгельм III, в сопровождена двух сыновей: наследного принца и принца Карла. К концу июня Двор возвратился в Петербург.

Царственный ребенок зимою жил с августейшими родителями в Аничковском дворце; лето же обыкновенно проводил с ними в Павловске, у Императрицы Марии Феодоровны, которая с любовью наблюдала за его первоначальным воспитанием и руководила выбором наставниц. Под Главным наблюдением Ю. Ф. Барановой, дочери близкого друга вдовствующей Императрицы, начальницы воспитательного общества благородных девиц Ю. Ф. Адлерберг, сын которой состоял в должности адъютанта при Великом Князе Николае Павловиче, младенец был вверен уходу надзирательницы Н. В. Тауберт и боннам, англичанке А. А. Кристи, М. В. Касовской и Е. И. Кристи.

На попечение бабушки оставляла молодая чета своего сына во время двух поездок за границу, предпринятых для поправления здоровья Великой Княгини Александры Фёдоровы, с сентября 1820 по август 1821 года, и осенью 1824 года.

Летом 1824 года, когда Александру Николаевичу минуло шесть лет, началось его военное воспитание, под руководством достойного и опытного наставника, всею душою преданного своему делу. Выбор Великого князя Николая остановился на лично известном его высочестве ротном командире состоявшей в его заведывании вновь образованной школе гвардейских подпрапорщиков, капитане Мердере, храбром боевом офицере, израненном в походах 1805 и 1807 годов и бывшем в продолжение многих лет дежурным офицером в 1-м кадетском корпусе.

8-го июля, на параде в Красном Селе, высоко ценивший педагогическая способности Мердера Николай Павлович испросил разрешение Государя на назначение его воспитателем к сыну, а на другой день Мердер уже сопровождал царственного питомца на маневрах гвардейского корпуса.

Встретясь с ним, Император Александр I воскликнул: «Здравствуй брать Мердер! Ты с своим молодцом тоже здесь! Он, я думаю, охотник до всего военного». Действительно, уже в пору раннего детства, военные игры были любимою забавою Александра Николаевича.

С первых дней, Мердер вполне оправдал ожидания и доверие Великого князя Николая, который писал ему из Берлина в сентябре 1824 года: «Добрые вести о сыне моем меня душевно радуют, и я молю Бога, дабы укрепил его по всем добром. Продолжайте с тем же усердием, с которым вы начали новую свою должность, утвердите и оправдайте мое о вас мнение. Мне весьма приятно слышать сколь матушка довольна успехами Александра Николаевича и вашим с ним обхождением». 17-го апреля 1825 года, в седьмую годовщину своего рождения, Великий князь произведен в чин корнета с зачислением в Лейб-Гвардии гусарский полк.

По воцарении Императора Николая I, манифестом 12-го декабря 1825 года, Александр Николаевич провозглашен Наследником всероссийского Престола. Объявили о том семилетнему ребенку утром 13-го декабря, с запрещением, впрочем, впредь до предполагавшегося на следующий день обнародования манифеста, рассказывать кому-либо; ребёнок много плакал.

14-го декабря, когда мятежные полки столпились уже на сенатской площади, флигель-адъютант Кавелин получил от Государя приказание перевезти Наследника из Аничкова в Зимний дворец. Он застал его за раскрашиванием литографической картинки, изображавшей переход Александра Македонского через Граник, посадил в извощичью карету и в сопровожден Мердера, подвез к крыльцу Зимнего дворца, со стороны набережной. На «маленького Сашу» — (le petit Sascha) — так звали Александра Николаевича в императорской семье — в первый раз в жизни надели Андреевскую ленту и отвели его в голубую гостиную, где находились обе Императрицы.

По возвращении Государя с площади во дворец, он пожелал вывести Наследника к построенному на дворе гвардейскому Саперному баталиону. Камердинер вдовствующей Императрицы Гримм снес его на руках по внутренней лестнице, а Император, обратясь к саперам, просил их полюбить сына, как сам он любит их; потом передал его на руки находившимся в строю георгиевским кавалерам, приказав первому человеку от каждой роты подойти его поцеловать. Саперы с кликами радости и восторга прильнули к рукам и ногам Наследника. Обстоятельство это занесено в формулярный список его высочества в следующих выражениях: 1825 года, декабря 14, во время возникшего в С.-Петербурге бунта, когда Государь Император, начальствуя лично Лейб-Гвардии Преображенским и Конным полками, рассеял собравшихся на Петровской площади злоумышленников и затем с прочими войсками лейб-гвардии, пребывшими верными долгу и присяге, занял окрестности Зимнего дворца — находился при Особе его величества на большом дворцовом дворе, который был тогда занять Лейб-Гвардии Саперным баталионом. В тот же день, Император повелел сохранить Наследнику навсегда на мундире Лейб-Гвардии гусарского полка вензелевое изображение имени Императора Александра I, пять дней спустя, 19-го декабря, назначил его шефом Лейб-Гвардии Павловского полка, а 30-го того же месяца — канцлером Александровского университета в Финляндии.

Первую половину лета 1826 года Александр Николаевич провел с двумя сестрами Великими Княжнами Марией и Ольгой, в Царском Селе. Весь придворный штат его состоял лишь из, воспитателя, капитана Мердера, и надзирателя, уроженца французской Швейцарии Жилля. Отсутствие всякой пышности и этикета в обстановке Наследника крайне удивило чрезвычайного французского посла, маршала Мармона, по сравнению с многочисленным двором и чопорною торжественностью, с колыбели окружавшими малютку герцога Бордосского. Но едва-ли не больше поразил его ответ Императора Николая на просьбу представиться Наследнику. «Вы, значить, хотите вскружить ему голову», —сказал Государь. — «Какой прекрасный повод к тому, чтобы возгордиться этому мальчугану, если бы стал выражать ему почтение генерал, командовавший армиями! Я тронуть вашим желанием его видеть, и вы будете иметь возможность удовлетворить его, когда поедете в Царское Село. Там вы встретитесь с моими детьми. Вы посмотрите на них и поговорите с ними; но церемониальное представление было бы непристойностью. Я хочу воспитать в моем сыне человека, прежде чем сделать из него Государя».

Герцог Рагузский не замедлил отправиться в Царское Село, где в парке увидел сына и двух старших дочерей Императора. Про Наследника он говорить в своих «Записках»: «Его решительность меня прельстила. Он управлял небольшою лодкой на речке, протекающей по парку, и когда один из сопровождавших меня офицеров попросил перевезти его чрез речку на этой лодке, последняя, при быстром входе в нее офицера, пошатнулась настолько, что в нее втекла вода. Другой ребенок этого возраста непременно бы вскрикнул. Он же не выказал ни малейшего смущения и схватил сначала багор, чтобы оттолкнуть лодку от берега, потом весла, чтобы грести. При этом он проявил замечательную уверенность в себе и хладнокровие».

10-го июля, Александр Николаевичу предшествуя августейшим родителям, отправился из Царского Села в Москву, где имело совершиться коронование Императора Николая. Сопровождали его, кроме воспитателя Мердера, гувернер Жилль и учитель рисования, живописец Зауервейд. Великий князь и его спутники останавливались в городах по пути для обеда и ночлега, и пользовались тем для ознакомления с их достопримечательностями. В Новгороде осматривали они Софийский собор с его древностями, дом Марфы Посадницы, мост, строившийся чрез Волхов; в Вышнем Волочке – шлюзы каналов; в Торжке Наследник накупил для подарков родным своим и знакомым местных произведений: парчевых и шитых серебром и золотом поясков, сапогов, башмаков.

В Твери полюбовались они Волгою и на седьмой день приблизились к Москве. Всюду народ восторженными кликами приветствовал Наследника, густыми массами толпясь у его экипажа. Не доезжая двух верст до Петровского дворца, на встречу ему выехала Императрица Мария Феодоровна. Радость его при свидании с нежно любимой бабушкой, по словам очевидца, «превосходила всякое описание». В Петровском дворце Великий князь и его свита должны были ожидать прибытия в Москву Государя и царствующей Императрицы.

26-го июля состоялся торжественный въезд их Величеств в Москву. Наследник сидел в карете с августейшей матерью, Императрицею Александрою Феодоровною, которая, проведя в Кремлевском дворце всего три дня, переехала с детьми на дачу графини А. А. Орловой-Чесменской — Нескучное, где оставалась три недели перед коронацией, отложенною вследствие её нездоровья. Библиотека Орловского дома — потом Александрийский дворец — служила учебной комнатой Александру Николаевичу. Утро проводил он в ней в занятиях с учителями; остальная часть дня посвящалась военным упражнениям, осмотру достопримечательностей Москвы, прогулкам по загородным садам и окрестностями Наследник прежде всего ознакомился с московскими святынями, посетил Кремлевские соборы, монастыри: Чудов, Донской и Данилов; внимательно обозревал Оружейную палату, побывал и на некоторых заводах и фабриках, участвовал в соколиной охоте. Верхом ездил он на Воробьевы горы, в Останкино, в Архангельское, и следил за маневрами, происходившими вокруг столицы. На большом параде 30-го июля, появление его в свите Государя, на прекрасном коне, которым он управлял с большою ловкостью, привлекли на него всеобщее внимание многотысячной толпы зрителей. Все взоры обратились на Великого князя, все были в неизъяснимом восторге, в особенности, когда восьмилетний ребенок, на фланге лейб-гусарского полка, проскакав мимо Императора, ловко к нему подъехал и грациозным и уверенным движением остановил коня.

Ветеран великой наполеоновской армии, маршал Мармон, уже любовавшийся на Наследника, когда тот, в пехотном строю, командовал взводом гренадер, вдвое выше его ростом, не мог не выразить в эту минуту Государю своего удивления смелости и искусству молодого наездника. «Вы, быть может, воображаете,» ответил Император Николай, «что я испытываю чувство тревоги, беспокойства при виде столь дорогого мне ребёнка в этом вихре, во пусть он лучше подвергается опасности, которая выработает в нем характер, и с малолетства приучит его стать чем следует, благодаря собственным усилиям». «Вот что можно назвать прекрасным!, воспитательным приемом» — замечает герцог Рагузский, — «а когда он применяется в воспитанию человека, призванного стать во главе великой империи, то должно ожидать наилучших последствий».

22-го августа происходило в Большом Успенском соборе венчание на Царство Императора Николая и Императрицы Александры. В торжественном шествии из Кремлевского дворца в собор, Наследника вел за руку дядя его и представитель короля прусского, принц Карл. На царский обед в Грановитой палате он глядел из тайника, где накрыт был стол для всех членов Императорской фамилии.

Вечером Кремль и вся Москва осветились бесчисленными огнями. Наследник выехал в коляске с воспитателем, чтобы посмотреть иллюминацию. «Едва показался он», рассказывает Мердер в дневнике своем, «раздалось радостное ура! «Народ толпою бросился к коляске; власть полиции исчезла; все уступает толпе радостного народа; подобно морскому валу, воздымающемуся, лезут друг на друга; падают, вскакивают, бегут, хватают за колеса, рессоры, постромки; крики: «ура! Александр Николаевич, наш московский князь! Ура! Ура! Трогательная картина! Но далее ехать было трудно, из опасения раздавить кого-нибудь из народа. Возвратились назад. С балкона любовались Иваном Великим.

В блестящих балах и маскарадах, данных во дворце, в большом театре, в дворянском собрании, в домах русской знати и представителей иностранных дворов, Александр Николаевич не участвовал, но присутствовал на фейерверке и народном праздник. 30-го августа отпраздновал он свои

именины в кругу сверстников, детей московского генерал губернатора князя Д. В. Голицына, графов Виельгорского и Толстого, князя Гагарина, Пашкова и других, приглашённых на дачу графини Орловой, в числе десяти мальчиков и десяти девочек: пили чай, вечером в саду играли в зайцы, в комнатах— в другие игры. Именинник получил много подарков и, между прочим, прекрасную верховую арабскую лошадь от бабушки Императрицы Марии Феодоровны. В этот день Государь назначил его шефом польского 1-го конно-егерского полка.

21-го сентября Александр Николаевич, простясь с августейшими родителями, выехал из Москвы и 27-го того же месяца прибыл в Царское Село.

II. План воспитания. 1826 - 1828 гг.

Постоянною заботою Императора Николая было дать Наследнику своего Престола воспитание, вполне соответствующее его высокому призванию. Тотчас по воцарении, он избрал ему в наставники В. А. Жуковского.

Поэт весь отдался порученному ему великому делу. Летом 1826 года, он испросил себе продолжительный отпуск за границу с двойною целью: поправить расстроенное здоровье и подготовиться к трудной и ответственной обязанности руководителя умственным и нравственным воспитанием Наследника. После лечения водами в Эмсе, Жуковский поселился на зиму в Дрездене, откуда писал племяннице А. П. Елагиной: «Работы у меня много, на руках моих важное дело. Мне не только надобно учить, но и самому учиться, так что не имею права и возможности употреблять ни минуты на что ни будь другое... По плану учения Великого князя, мною сделанному, все лежит на мне. Все его лекции должны сходиться в моей, которая есть для всех пункт соединения; другие учителя должны быть только дополнит елями и репетиторами. Можете из этого заключить, сколько мне нужно приготовиться, чтобы лекции могли идти без всякой остановки. С этой стороны болезнь моя есть для меня благодеяние: она дала мне целых шесть месяцев свободных, и я провел их, посвятив свои мысли одной главной, около которой вся моя деятельность вертелась. И теперь, это решено на весь остаток жизни. У меня в душе одна мысль, все остальное только в отношении к этой царствующей. Могу сказать, что настоящая положительная моя деятельность считается с той минуты, в которую я вошел в тот круг, в котором теперь заключен. Прежде моя жизнь была dans le vague. Теперь я знаю, к чему ведет она.

Те же чувства выражал Жуковский в письмах к Императрице Александре Феодоровне: «Мое положение — истинно счастливое», читаем в одном из них. «Я весь поглощен одною мыслию, она всюду следует за мною, но не тревожит меня. Эта мысль, основанная на любви, оживляет мое существование. Всякое утро я просыпаюсь рано и приступаю к своей работе. По-видимому, она кажется сухою: я составляю исторические таблицы, но она имеет для меня всю прелесть моих прежних поэтических работ. Весь мой день ей посвящен, и я прерываю ее только для приятной прогулки. Я почти никого не вижу и не желаю видеть. Я нахожусь здесь (в Дрездене) не в качестве путешественника. Я должен здесь, как и в Петербурге, всецело принадлежать моему труду. Чего я могу более желать! В настоящем—занятие, наполняющее душу; в будущем—продолжение, в течение нескольких лет, того же занятия, которое будет расширяться и разнообразиться по мере своего движения вперед. И какая цель в конце всего пройденного пути! Да, у меня не осталось уже ничего личного! Всякая добрая мысль при своем зарождении уже имеет свой особый интерес. Слада, долг, религия, любовь к отечеству, словом, все, чти» присуще духовной природе человека, уже не останавливает на себе моего внимания исключительно ради меня самого, но столько же ради того, в душе которого эти высокие мысли должны принести благодетельные плоды для человечества. Для меня явления истории, люди, составившие счастие или несчастие своего времени, не служат более простыми предметами любопытства; но я вижу в них уроки, которые могут быть преподаны, образцы, которые могут быть предложены, опасности, которых следует избегать, и занятия утратили для меня свой определенный характер: они всегда могут иметь свое полезное приложение. Я был бы совершенно счастлив, если бы мысль о моей неопытности не тревожила меня так часто. Эта неопытность положительное зло, для которого непременно следует искать исхода, и, быть может, со временем я сам укажу на него».

Плодом усиленных трудов и глубоких размышлений Жуковского был, составленный им к осени 1826 года и тогда же отправленный на утверждение Государя в Петербург, «План учения». Доклад этот представляет выработанную до мельчайших подробностей программу нравственная воспитания и умственного развития, вверенного поэту царственного питомца.

Целью воспитания вообще и учения в особенности Жуковский провозглашаешь образование для добродетели. Воспитание достигаешь этой цели развитием прирожденных добрых качеств, образованием из них характера нравственного, предохранением от зла, искоренением дурных побуждений и наклонностей; учение образуешь для добродетели, знакомя питомца с тем, что окружает его, с тем, что он есть, с тем, чем он должен быть, как существо нравственное, с тем, для чего он предназначен, как существо бессмертное. Сообразно этим началам, учение подразделяется на три периода: отрочества, от восьми до тринадцати лет, — учение приготовительное; юности, от тринадцати до восемнадцати, —учение подробное, и первых лет молодости, от восемнадцати до двадцати лет, —учение применительное.

Первый период Жуковский сравнивает с приготовлением к путешествию: надо дать в руки питомцу компас, — под которым разумеется первоначальное развитие ума и сердца, посредством усвоения религиозных правил; познакомить с картою — сообщив ему вкратце, но в последовательной связи, в ясной и полной системе, те знания, которые будут впоследствии преподаваться в подробностях; снабдить его орудьями для приобретения сведений и для открытий в пути— то есть, обучить его языкам и развить в нем природные дарования. Во втором периоде, питомец предпринимаете самое путешествие: путеводный компас в руках; карта известна; дороги означены; нет опасности заблудиться; ум приготовлен; любопытство возбуждено. Во избежание смутности и беспорядка в понятиях, должно преподавать в отдельности науки, нужные питомцу, как члену просвещенного общества, и более подробно те, чт0 нужны ему по его на8начению. Под первыми разумеются науки антропологически, имеющие предметом человека: история, география, то есть этнография и статистика, — политика, философия; под вторыми — науки онтологические, имеющие предметом вещь: математика, естественная история, физическая география, технология и физика. Наконец, третий период — окончание путешествия. Сведения собраны; остается их обозреть, привести в порядок и определить, какое должно быть сделано из них употребление? В этом периоде задача наставника — возбудить самодеятельность в питомце, который, не занимаясь никакою наукою отдельно, сам составляет себе коренные правила жизни, как произведете того, чт0 дало ему воспитание и учение. Пособием служить ему чтение классических книг, преимущественно тех, кои знакомят его с его высоким назначением и страною, которой оп должен посвятить жизнь свою. Жуковский следующим образом формулируешь самостоятельный занятия третьего и последнего периода, как конечного вывода двух предшествующих:

1) обозрение знаний, приобретенных во втором периоде;

2) взгляд на место, занимаемое человеком в обществе, и на обязанности, с ним соединенные;

3) отчета в самом себе, перед самим собою, и утверждение в правилах добродетели;

4) идеал человека вообще и государя в особенности.

Окинув одним взором всю совокупность учения, наставник останавливается на первом его периоде, программу которого излагает подробно. Главная его забота — избежать в преподавании путаницы и беспорядка, строго придерживаясь установленной системы и постепенно переходя от легкого к трудному. Предметы учения он разделяет на четыре разряда.

К первому разряду относятся: практическая логика, для образования ума, и начала христианской нравственности, для образования сердца. Параллельно упражняется ум усвоением начальных понятий геометрии, счета, русской грамматики; развивается сердце ознакомлением с Главными фактами священной истории и извлечением из них нравственных правил, основанных на учении Спасителя.

Вид временного памятника на месте покушения на
Государя Императора Александра II 1881 г. 
Фотограф: Балглей, П. (работал - 1860-е - 1880-е)

Во втором разряде программа расширяется. На вопрос: где я и что меня окружает? дают ответ естественные науки: география математическая и физическая, общие понятия о минералогии, геологии, ботанике и зоологии. Отсюда естественный переход к человеку, и сам собой разумеется второй вопрос: что я? Объясняют человека в самом себе общие понятия о строении человеческого тела, в смысле физическом, и общие понятия психологии, в смысле нравственном. Отношения человека к окружающей его природе определяет технология; отношения его к человеку и к обществу — естественное право, история, география и статистика. Третий вопрос: чем я быть должен? Ответом служить мораль, как выражение нравственности частной, обязанностей человека пред самим собою, и политика, как выражение общественной нравственности, обязанностей его пред обществом. Четвертый вопрос: к чему я предназначен? разъясняет метафизика, как учение о человеке, существе духовном и бессмертном, и Богопознание, обнимающее религию естественную и откровенную.

Особенное внимание обращает Жуковский на методу преподавания, высказываясь в пользу формы разговорной, возбуждающей самодеятельность ученика, с наблюдением постепенности, сохранением меры, всяческим облегчением труда, достигаемых занимательностью изложения. Жуковский настаивает на способах к утверждению в памяти питомца преподанных ему знаний чрез методическое разделение предметов, соединение чувственная с умственным, посредством рисунков, картин, таблиц, и частое повторение; окружение ученика предметами, беспрестанно напоминающими ему и в свободное время о том, что занимало его в часы учения; соединение с главною учебною целью изучения языков и самых игр, как-то: волшебного фонаря, фантасмагории, панорамы.

Открытие памятника Императору Александру II в селе Кимры
(ныне Тверская область) в 1912 году.

Третий разряд составляете обучение иностранным языкам: французскому, немецкому, английскому и польскому, посредством правильного произношения, практического приобретения навыка говорить и понимать, что говорят, и легких упражнений в слоге. К четвертому разряду относится развитие природных дарований, преподавание рисования и музыки, гимнастика, ручная работа и чтение. С рисованием Жуковский соединяет знакомство с Главными основаниями архитектуры, а также иллюстрацию прочих учебных предметов; о гимнастике он говоришь, что цель гимнастических упражнений есть не одно развитие и укрепление сил телесных, но в то же время и дарование мужества и способов владеть собой во всех обстоятельствах жизни, и потому эта важная часть воспитания требует методического плана, как и все другие. Он замечает по «тому поводу: «Великий князь не должен ничего делать без правил; каждый предмет его учения должен беспрестанно напоминать ему, что во всем главное есть правило». Для упражнения в ручной работе, наставник предлагаете токарное и столярное мастерства и даже игрушечное кораблестроение. Важное значение придаете он выбору книг для чтения, полагая, что чтение должно идти рядом с учением: «Надобно читать мало, в порядке, одно полезное: нет ничего вреднее привычки читать все, что ни попадете в руки. Это приводите в беспорядок идеи и портите вкус. Для детей множество написано книг. Есть много хорошего на немецком, английском и французском языках, но почти нет ничего на русском. Почитаю необходимым сделать строгий выбор из сего множества материалов; многое перевести на русский, нужное написать по-русски, все привести в порядок, сообразуясь с планом учения и, таким образом, составить избранную библиотеку детского чтения для первого периода». По мысли Жуковского, библиотека эта должна была состоять из трех отделений: первое—содержащее весь учебный курс, лекции в их связи, с картами, рисунками, таблицами; второе— чтение приятное, т.-е. собрание таких сочинений, которые занимали бы ум, говорили бы воображению, оживляли бы нравственное чувство и образовали бы вкус, и третье — чтение наставительное, книги, соответствующие по содержанию воспитательным целям и соображенные с планом и предметами преподавания.

Памятник Императору Александру II в Пермской губернии,
Екатеринбургский уезд, г. Екатеринбург , 1909 год.
Памятник открыт в 1906 году, находился на Кафедральной площади.

Жуковский тщательно распределял по часам занятия в учебные и в не учебные дни, разумея под последними дни воскресные и праздничные, дни рождения и именин Государя, обеих Императриц и самого Наследника, первые четыре дня Пасхи и Святки, от Рождества до Нового года. Сверх того, ежегодно полагались летние вакации, с половины июня по 1-е августа. По предначертанию наставника, вакационное время имело быть посвящено практическому изучению военного искусства.

Василий Андреевич вполне понимал необходимость для будущего Государя России освоиться с ратным делом, но его тревожило опасение, как бы слишком раннее участие в парадах и смотрах не отразилось неблагоприятно на умственном и нравственном развитии царственного питомца. Мысли свои по этому важному вопросу он с смелою и прямодушною откровенностью выразил Императрице, по поводу появлении Наследника верхом на военных торжествах в Москве, во время коронации. «Эпизод этот, Государыня», писал он ей, «совершенно излишний в прекрасной поэме, над которою мы трудимся. Ради Бога, чтобы в будущем не было подобных сцен. Конечно, зрители должны были восхититься появлением прелестного младенца; но какое же ощущение произвело подобное явление на его разум? Не понуждают-ли его этим выйти преждевременно из круга детства? Не подвергается-ли он опасности почитать себя уже человеком? Все равно, если бы осьмилетнюю девочку стали обучать всем хитростям кокетства! К тому же, эти воинственные игрушки не испортят-ли в нем того, что должно быть первым его назначением? Должен ли он быть только воином, действовать единственно в сжатом горизонте генерала? Когда же будут у нас законодатели? Когда будут смотреть с уважением на истинные нужды народа, на законы, просвещение, нравственность? Государыня, простите мои восклицания, но страсть к военному ремеслу стеснит его душу; он привыкнет видеть в народе только полк, в отечестве — казарму... Не думайте, Государыня, что я говорю липшее, восставая с таким жаром против незначащего, по-видимому, события. Нет, Государыня, не лишнее! Никакие правила, проповедуемые учителями в классах, не могут уравняться в силе с впечатлениями ежедневной жизни».

Собственный взгляд на военное образовало Александра Николаевича Жуковский изложи л подробно в «Плане учения», повергнутом им на воззрение самого Государя. Он советовал подражать примеру Петра Великого, для которого потешный полк, хотя и представлял забаву, но такую, что создала Полтавского героя. Наставник предлагал образовать подобный потешный полк или корпус из благовоспитанных детей, числом от 100 до 200, снабдив его всем, что входить в состав армии, но с тем, чтобы он оставался в сборе исключительно в вакационное время, то есть, не более шести недель в году, от половины июня до конца июля. Каждая вакация составляла бы полную кампанию, а каждая кампания имела бы предметом изучение какой-либо отдельной отрасли военного искусства. Так, первая кампания посвящена была бы фронтовой службе, вторая — полевым укреплениям, третья — артиллерии и т. д. Жуковский предполагал включить сюда со временем и навигацию, обратив Царскосельский пруд во «всемирный океан, на котором две маленькие яхты могут в один день совершить путешествие вокруг света. Таким образом — рассуждал он — Великий князь, играя и переходя все степени военного, от солдата до генерала, ознакомился бы со всеми требованиями службы, дойдя постепенно до высших военных наук: тактики и стратегии, заняться которыми возможно с успехом не ранее, как по основательном изучении математики. «Одно только необходимое условие» — настаивал Жуковский, «чтобы сии военные наставительные игры принадлежали исключительно одной эпохе года и нисколько не вмешивались в остальное ученье, которое, в противном случае, расстроят совершенно, ибо уничтожать внимание».

Целью этих игр и упражнений наставник полагал не одно приобретение военных сведений, но укрепление сил физических и нравственное образование ученика. «Великому Князю», развивал он мысль свою, «должно быть не простым солдатом, а мужем, достойным Престола России. И здесь целью было бы не одно знание фрунта, механически приобретаемое, но и деятельное пробуждение высоких человеческих качеств— смелости, терпения, расторопности, присутствия духа, осторожности, решительности, хладнокровия, словом, всего, что составляешь воина, в истинном, прекрасном знаменовании сего слова. Великий князь был бы в толпе людей, имел бы товарищей, наравне с другими нес бы тяжесть долга и службы; все это самым благоприятным образом могло бы действовать на его ум и сердце, развернуло бы в нем все чистое, человеческое, и укрепило бы его характер».

Крайне важным представлялся Жуковскому выбор начальника этого потешного полка. «Он должен быть», говорил он, «не простым знатоком фрунта, привыкшим видеть в солдате одну машину, но просвещенным знатоком военного дела, способным понимать, что во власти его душа будущего повелителя миллионов, может быть назначенная некогда стать перед русскою армией и решить судьбы народов. Такой человек должен быть знакомь не только с механическими подробностями службы военной—мелкими и разве потому принадлежащими Государю, что он, как Петр Великий, не должен быть чужд никаких подробностей, — но и с высоким назначением воина, которое он должен знать не из военного устава, но из всемирной истории, из дел Аннибала, Юлия Кесаря, Густава-Адольфа, Фридриха. Скажу более: при выборе такового наставника надобно смотреть не на одни знания военные, но и вообще на просвещение и характер нравственный, дабы, наставляя, он мог и воспламенять душу ко всему великому и героическому. Одним словом, сию часть воспитания Великого князя почитаю одною из самых важных: сим способом он может или быть навсегда испорчен, т.е. обращен в мелочного солдата, или быть образован для истинного героизма, для чести своего века, для твёрдого блага России®.

Личный составь воспитателей Наследника был уже определен Императором Николаем. Мердер оставался надзирателемь8а особою Великого князя, с именем воспитателя; Жуковский назначался надзирателем за его учением, в звании наставника. В плане учения Василий Андреевичу умалчивая о круге деятельности своего военного сотоварища, распространяется о собственных обязанностях. Себе предоставляешь он надзор 8а ходом учения и выбор учителей. В первом периоде он брал на себя преподавание всех элементарных наук, за исключением иностранных языков и искусств, наблюдая за прочими учителями. Во втором периоде вызывался присутствовать при главных уроках и служить репетитором Великому Князю, оставляя за собою преподавание русского языка и упражнение в русском слоге. В третьем и последнем периоде он должен был помогать Наследнику составлять обозрение всего пройдённого «подводить итоги под суммы, собранные во все годы его учения». Требуя, чтобы в первом периоде учители сообразовались с его планом, Жуковский хотел, чтобы во втором периоде, каждый учитель был профессором своего дела и действовал свободно, по собственной системе; его же обязанности ограничивались бы составлением целого из их разнообразных уроков, согласованием их с общим «Планом учения».

Ничто не ускользаешь от внимания бдительного наставника. Он тщательно перечисляешь все нужные учебные пособия: книги, карты, эстампы; распространяется о расположении учебной комнаты, особой горницы для игр и гимнастических упражнений, мастерской для ручных работ. Настаивая на необходимости придерживаться установленного порядка, безусловно подчинить и особу Наследника и все его окружающее лицам, которым вверено его воспитание, он выражаешь надежду, что сам Государь, утвердив воспитательную программу, п благоволить быть первым беспрекословным её исполнителем. Жуковский восстает против частых переездов из места в место и требует, чтобы Наследнику назначено было постоянное местопребывание, зимою в Петербурге, летом — в одном из загородных дворцов; чтобы прогулки его соединялись с наставительною целью, будучи посвящаемы осмотру общественных заведений, зданий, музеев, мануфактур и проч.; чтобы производились экзамены ежемесячные и полугодовые, первые в присутствии Императрицы, вторые — самого Государя. Подробно излагает он свой взгляд на награды и наказания: одобрение Императора — величайшая награда, неодобрение — самое тяжкое наказание Великому Князю, для которого мысль об отце должна быть «его тайною совестью». Поэтому, он убеждает Государя не хвалить сына за прилежание, награждая его ласковым с ним обращением, a удовольствие свое изъявляя лишь в немногих выдающихся случаях; также точно—не выражать неодобрения за мелкие проступки, ибо испытать гнев отца должно быть для Наследника случаем «единственным в жизни». Жуковский желал, чтобы самые подарки, делаемые Великому Князю, согласовались с «Планом учения», ибо «имея много бесполезного, становишься равнодушным к полезному».

Обширный свой доклад Василий Андреевич заключил прямым обращением к Императору Николаю с просьбою, в том случае, если он утвердить его, дать наставнику принадлежащее ему имя, дабы оп имел и «право и полную свободу действовать». Со своей стороны, Жуковский счел долгом представить на суд Государя собственные воззрения на свои обязанности и на тот дух, в котором он намеревался их исполнить:

«Не отвечая за свои способности, отвечаю за любовь мою к моему делу. Я могу действовать на нравственность Великого князя одним только образованием его мыслей. Его характер в руках воспитателя. И воспитатель, и наставник идут к одной цели, но каждый имеет свой особенный круг действия и должен знать свои границы. Мой круг действия есть руководствовать Великого князя в приобретении нужных ему познаний, дабы после, вместе с ним, из всей их суммы извлечь необходимый для него правила жизни. Bo-первых, скажу: его высочеству нужно быть не ученым, просвещенным. Просвещение должно познакомить его только со всем тем, что в его время необходимо для общего блага, и во благе общем—для его собственного. Просвещение в истинном смысле есть многообъемлющее знание, соединенное с нравственностью. Человек знающий, но не нравственный будет вредить, ибо худо употребить известные ему способы действия. Человек нравственный, но невежда будет вредить, ибо и с добрыми намерениями не будет знать способов действия. Просвещение соединить знание с правилами. Оно необходимо для частного человека, ибо каждый на своем месте должен знать, что делать и как поступать. Оно необходимо для народа, ибо народ просвещенный более привязан к закону, в котором заключается его нравственность, и к порядку, в котором заключается его благоденствие и безопасность. Оно необходимо для народоправителя, ибо одно оно дает способы властвовать благотворно».

Главною наукою Наследника Престола, «сокровищницей царского просвещения «, называешь Жуковский—историю, наставляющую опытами прошедшая, ими объясняющую настоящее, предсказывающую будущее, знакомящую государя с нуждами его страны и его века. Освещённая религией, история воспламенить в нем любовь к великому, стремление к благотворной славе, уважение к человечеству; она даст ему высокое понятие о его силе; из вея извлечешь он правила деятельности Царской:

«Верь, что власть Царя происходить от Бога, но верь сему как верили Марк Аврелий и Генрих Великий; сию веру имел и Иоанн Грозный, но в душе его она была губительною насмешкой над Божеством и человечеством. Уважай закон и научи уважать его своим примером; закон, пренебрегаемый царем, не будете храним и народом. Люби и распространяй просвещение; оно — сильнейшая подпора благонамеренной власти; народ без просвещения есть народ без достоинства; им кажется легко управлять только тому, кто хочет властвовать для одной власти, по из слепых рабов легче сделать свирепых мятежников, нежели из подданных просвещенных, умеющих ценить благо порядка и законов. Уважай общее мнение—оно часто бывает просветителем Монарха; оно — вернейший помощник его, ибо — строжайший и беспристрастнейший судья исполнителей его воли. Мысли могут быть мятежны, когда правительство применительно или беспечно; общее мнение всегда на стороне правосудная Государя. Люби свободу, то есть, правосудие, ибо в нем и милосердие Царей и свобода народов; свобода и порядок — одно и тоже; любовь Царя к свободе утверждаешь любовь к повиновению в подданных. Владычествуй не силою, а порядком; истинное могущество Государя не в числе его воинов, а в благоденствии народа. Будь верен слову: без доверенности нет уважения, неуважаемый бессилен. Окружай себя достойными тебя помощниками: слепое самолюбие Царя отдаляющее от него людей превосходных, предает его на жертву корыстолюбивым рабам, губителям его чести и народного блага. Уважай народ свой: тогда он сделается достойным уважения. Люби народ свой: без любви Царя к народу нет любви народа к Царю. Не обманывайся на счет людей и всего земного, но имей в душе идеал прекрасного — верь добродетели! Сия вера есть вера в Бога! Она защитить душу твою от презрения к человечеству, столь пагубного в правителе людей».

Пока Жуковский приготовлял себя в Дрездене к исполнению обязанностей наставника Наследника, выработанный им «План учения» уже применялся к делу. Тотчас по возвращении Двора из Москвы в Царское Село, осенью 1826 года, начались занятия Наследника по предметам первоначальная образования. Преподавателями были: французского языка — Жилль; немецкого — секретарь Императрицы Александры Феодоровны Шамбо; английского — Альфри; арифметики — академик Коллинс. Тогда же помощником воспитателя Мердера назначен товарищ его по 1-му кадетскому корпусу, артиллерии капитан Юрьевич, на которого возложено, сверх того, обучение Великого князя польскому языку, репетирование арифметики и устройство гимнастических игр, как во внутренних покоях Зимнего дворца, так и в садах дворцов загородных. Законоучителем, по личному избранию Императора Николая, определен протоиерей Андреевского собора, доктор богословия Г. П. Павский.

Исполняя повеление Государя, 22-го октября, Мердер поручил Павскому написать «Мысли о законоучении», дав ему для соображения общий «План учения», составленный Жуковским. Чрез неделю, Павский представил свою записку о религиозном воспитании Наследника. Выразив в сжатом очерке сущность веры Христовой и истекающих из неё правил нравственности по учению православной церкви, он признается, что по этим понятиям у него самого образовалась в уме система религиозной жизни. «Не учение внешнее и насльшка» — так заключает он «Мысли о законоучении» — «а внутреннее обдумывание и поверка с опытом и с наблюдением опытнейших в сем деле мужей научили меня сему образу мыслей. Конечно, сей образ мыслей не есть всеобщий, но по моему чувству, единый и истинный. И если я должен буду преподавать свои мысли о религии, то по совести могу передать не иные, как изложенный выше. Благоразумие может позволить иногда иное не договорить, иное вовсе умолчать, но сказать противное тому, в чем я уверен, воспрещает совесть. Та же совесть заставила меня изложить наперед мои мысли, дабы руководствующие высокого воспитанника, избирая меня в руководители в религии, знали, чего ожидать от меня. В таком важном деле, по моему мнению, поступать надобно открыто и по совести не наемнической. К откровенности сей много расположил меня прекрасный, точно из духа времени происходящий «План учения, по которому предположено образовать высокого воспитанника. И там мысли о воспитании изложены свободно, благородно и умно. О! если бы по сим высоким, благородным и светлым идеям образовались мысли и характер надежды Российского государства!  Прямодушное слово почтенного протоиерея утвердило Императора Николая в намерении вверить ему руководство духовным образованием сына. 30-го ноября о. Павский назначен законоучителем Великого князя

Жуковский был в восторге от назначения Павского и в письме к Императрице Александре Феодоровне так отзывался о его записке: «В ней сияет свет прекрасной души. Мне кажется, что мы в праве поздравить себя с нашим выбором. Этот человек, невидимому, весьма способен иметь прекрасное влияние на вашего ребенка. Найди мы только богослова, сведущего по части догматов, и закон Божий ничего бы не выиграл. Для вашего ребенка, для его будущей судьбы, требуется религия сердца. Ему необходимо иметь высокое понятие о Промысле, чтобы оно могло руководить всею его жизнью, религию просвещенную, благодушную, проникнутую уважением к человечеству, религию, которая могла бы предохранить душу от стесняющих ее предрассудков, словом, религию, которая восстановила бы в их истинном значении те слова, что так часто повторялись в последнее время и которые, будучи правильно поняты, заключают в себе высокую истину: власть царей исходить от Бога. Да, эти слова — высокая истина, когда под ними разумеют ответственность пред верховным судилищем, но они не более, как пагубное правило для сердца Монарха, если означають: «мне все позволено, потому что я зависим только от Бога». Итак, это понятие о верховном судилище, об ответственности перед Всемогущим Судьею, неразлучное с уважением к мнению человеческому, которое в общем своем значении есть не иное что, как-то же божественное судилище, — это понятие должно всецело овладеть душою будущего Государя. Только оно может возвысить его призвание; только оно может вполне уяснить ему, что пользоваться всемогуществом еще не значить царствовать; только оно может внушить ему недоверие к собственной воле, подчинить его долгу, внушить ему доверие к праву, справедливости, свободе, просвещению и научить его царствовать для блага народа, а не ради своего могущества, которое, отторгнутое от общего блага, губить оное и само гибнет, а опираясь на него, утверждаешь его и делается непоколебимым. Мне кажется, что Павский обладает всем, что нужно для внушения подобного взгляда нашему дорогому воспитаннику. Чтение его записки исполнило меня уважением к нему и подружило его со мною. Его познания весьма полезны для меня. Мы протянем друг другу руку, чтобы действовать сообща, всякий по своей части, на чистое сердце вашего сына. Какое счастье понимать друг друга и взаимно помогать один другому при исполнении такой задачи!» В письме к Павскому Василий Андреевич сравнивает впечатление от чтения его записки со встречею с человеком по сердцу, с таким человеком, которого желаешь себе в товарищи жизни для того, чтобы жизнь была лучше, а религию его называет «другом просвещения», такою именно, какая должна жить в душе Государя.

Не меньше единодушие существовало между наставником Жуковским и воспитателем Мердером, который, во время пребывания первого в чужих краях в 1826 и 1827 годах, деятельно переписывался с ним. Василий Андреевич высоко ценил душевные качества и педагогические способности своего военного сотоварища, его ровный и спокойный нрав, любовь к царственному питомцу, уменье с ним обращаться, влиять на него, внушать ему доверие и привязанность к себе. Но все эти достоинства не возмещали в глазах Жуковского одного существенного пробела: недостатка в высшем образовании. Он признавал в Мердере хорошая военного — и не более, и если находил его вполне пригодным для должности воспитателя Наследника, то только в детские годы, предвидя, что настанет пора, когда он не окажется на высоте своего призвания, и не будет в состоянии стать просвещенным руководителем будущая Государя России. Впрочем, к самому себе Жуковский относился с тою же строгостью, признавая и себя, наравне с Мердером, неспособным направлять первые шаги ученика своего на царственном пути, по недостаточности собственная знания и знакомства со светом, не с тем светом, — пояснял он, — который называется обществом, где бушуют мелкие страсти, возбуждаемые мелкими интересами, а со вселенною, составляющею великое общество государей и народов, в котором речь идет об интересах первостепенной важности, о счастье и славе народов, всего человечества. Сомнения свои по этому вопросу он откровенно высказал в письме к Императрице Александре Феодоровне: «Дело не в нас с Мердером, Государыня, дело идет о России, о её будущем, о судьбе и славе вашего сына. Необходимо дать ему в руководители человека, который по своему нравственному и общественному характеру подходил бы к идеалу, мною начертанному. Мы с Мердером пригодны только для мелочей. Вы можете положиться на нашу преданность, но нам нужна личность, которая могла бы в общих чертах наблюдать за нами, направлять наши труды к главной цели, словом, придать им тот окончательный отпечаток, который мы не в силах им сообщить, по совершенной нашей к тому неспособности».

Напомнив, что такой выбор нужен не только для Наследника, но и для России, которая должна питать к своему будущему Государю доверие, основанное на доверии к его воспитанию, в лице главного представителя оная; что в старой монархической Франции на должность воспитателей дофинов всегда назначались высшие государственные сановники, и что Великая Екатерина также вверила воспитание своего сына способнейшему из своих сподвижников, графу Н. И. Панину; что в этом случае недостаточным, однако, оказывается одно лишь громкое имя, как то явствует из неудовлетворительности бывших воспитателей Императоров Александра I и Николая I, графов Салтыкова и Ламсдорфа, —Жуковский приходить к заключению, что лучше никого не назначать, чем сделать выбор единственно из приличия, так сказать для одного внешнего вида. «Это значило бы», доказывает он, «только испортить то немногое, что мы уже имеем. Неудачно избранная личность могла бы только стеснить нас в наших намерениях и в нашем образе действий. С какою целью пришлось бы подчиняться человеку, который внес бы в свое великое призвание лишь тщеславие своего титула, соединенное, быть может, с личными видами честолюбия или собственных интересов, или который оказался бы просто невеждою, обремененным пустым титулом. Подобная личность погубила бы все. Можно трудиться с увлечением и с надеждою на успех лишь под руководством того, кто уразумел бы всю прелесть своего долга, кто полюбил бы его во имя его самого, и кто отверг бы при этом все низкие стремления эгоизма. Подчинить свою деятельность влиянию такого человека было бы истинным счастьем. Тогда, можно бы трудиться с бодрым духом, сознавать с восторгом, что находишься на своем месте, не заботиться о будущем. Оставалось бы лишь испрашивать благословения Всевышнего, от которого единственно зависит успех».

В том же письме, Василий Андреевич указывает августейшим родителям на лицо, действительно отвечавшее его идеалу: на графа Каподистрию. «Государыня», взывает он к Императрице, «благоволите окинуть взором все поприще уже им пройденное: он был безупречен как общественный деятель; таким же остался он и в частной жизни. Он был другом своего Государя, который, разлученный с ним силою обстоятельству продолжал любить его до могилы. Он обладает обширною ученостью, замечательно разнообразною. Он опытен в людях, изученных им во всех видах и во всех отношениях. Он хорошо знает свой век и все действительные потребности своего времени. Ему знакомы все партии, которые существуют ныне и соперничают друг с другом, хотя он и не придерживается ни одной из них исключительно. По своим правилам, он одинаково далек от того ложного либерализма, который стремится восстановить народы против своих правительств, как и от тиранического ослепления, возбуждающего правительства против народов. Наружность его привлекательна и внушает доверие. Он в цвете лет, ему нет еще пятидесяти годов, но душа его еще свежее его возраста. С этою душевною свежестью он умеет соединять холодный рассудок, чрезвычайно логичный, и обладает даром выражать свои мысли ясно и правильно, что придает особенную прелесть всему, что-б он говорит. Он нашего вероисповедания, а это предмета весьма существенный. В нем настолько энтузиазма, насколько нужно, чтобы быть разумным, не будучи холодным, и пламенно стремиться к своей цели, не увлекаясь никакою обманчивою страстью, способною переступить за установленные пределы... Теперь он удален от дел, но он пользуется уважением России и целой Европы. Поручая вашего сына такому человеку, вы встретите всеобщее одобрение. Он наблюдал бы за воспитанием в общих чертах, руководил бы всем и сумел бы довести это дело до его главной цели. А мы оставались бы тут же, для вседневных занятий и для всего того, что требовало бы простого выполнения. Мердер состоял бы при особе Великого князя, где он незаменим, а я продолжал бы наблюдать за учебною частью. Но Боже мой! как прочен оказался бы успех наших трудов под влиянием и направлением человека, которому так хорошо известно все то, что нужно для образования Государя! Как оживлялась бы наша деятельность при свете его ума и энергии его души! Как всякий страх, столь естественно истекающий из сознания нашего бессилия, исчез бы при мысли, что мы имеем мудрого руководителя, с которым легко прийти к соглашению, который желает добра, стремится единственно к добру, и с прямотою высокой души соединяет в себе силу познаний и опытности!»

Предположению Жуковского не суждено было осуществиться. В то время, когда он писал свое письмо к Императрице, созванное в Тризене третье народное собрание избрало графа Каподистрию правителем Греции, только-что свергнувшей с себя турецкие оковы, и великий государственный муж не поколебался посвятить остаток жизни возрождению пламенно любимого отечества. Главным воспитателем к Наследнику назначен генерал-лейтенант П. П. Ушаков.

Проведя в Дрездене зиму и весну, летом 1827 года Жуковский снова отправился для пользования водами в Эмс, ездил в Лейпциг и Париж для закупки книг и учебных пособий, побывал в Швейцарии, для наглядного ознакомления с педагогическими приемами Песталоцци и к осени, чрез Берлин, возвратился в Петербург. Во все это время он не переставал переписываться с Мердером и Жиллем, получая от них сведения о ходе занятий Наследника, передавая им свои указания и советы. Император Николай утвердил его «План учения» с весьма незначительными изменениями. Так, из предметов преподавания исключен лишь латинский язык, хотя Василий Андреевич и считал его «одним из действительнейших средств для умственного развития» и римских классиков признавал «источником истинного просвещения», a вместо предположенная Жуковским учреждения потешного полка, Государь, Высочайшим приказом от 25-го июня 1827 года, зачислил старшего сына в списки кадет 1-го кадетская корпуса; но практическое обучение Александра Николаевича военной службе в рядах этого корпуса в лагерное время отложено было на два года. Классные занятия, по программе и под личным руководством Жуковского, начались с первых дней 1828 года, после успешно выдержанная Наследником испытания, за которое он 7-го января того-же года произведен в подпоручики.

Несколько ранее, именно 20-го октября 1827 года, Александр Николаевич назначен атаманом всех казачьих войск и шефом Донского Атаманского полка. В рескрипте к наказному атаману войска Донского, генералу Кутейникову, Император Николай повелел ему объявить донцам, что милость эта оказана им в награду за их постоянную верность Престолу и заслуги пред отечеством, в особенности же за мужество и храбрость, проявленные в последней войне с персиянами. Весть о назначении атаманом Наследника Престола с быстротою молнии облетела все казачьи круги, вызывая всюду неописанный восторг, выразившийся в целом ряде адресов и приветствий. В ответе на одно из них, принесенное Уральским войском, — первом рескрипте, подписанном именем Александра Николаевича и обращенном к наказному атаману этого войска, генералу Бородину, высказана мысль, что в детском возрасте Великий князь не имел никакого права на отличие, пожалованное ему августейшим родителем единственно в ознаменование особого благоволения его Величества ко всему казачьему сословию, но что он постарается оказать себя достойным высокого звания атамана, когда настанет тому время, в надежде, что храбрые казаки помогут ему заслужить одобрение Государя и России.

III. Отрочество. 1828-1834.

С возвращением Жуковского в Россию осенью 1827 года начинается новый период в воспитании Александра Николаевича. По воле Государя, вместе с ним должны были проходить полный курс наук два его сверстника: граф Иосиф Виельгорский и Александр Паткуль, водворенные в Зимнем дворце. Согласно плану наставника, учебное и не учебное время было тщательно распределено по часам. Дети вставали в 6 часов утра, совершали утреннюю молитву, завтракали и приготовлялись к занятиям. Классы начинались в 7 часов и кончались в полдень, с промежутком от 9 до 10 часов для отдыха. После двухчасовой прогулки, в два часа садились за обед, затем до пяти часов гуляли, играли или отдыхали. От 5 до 7 часов снова происходили занятия в классах, от 7 до 8 — гимнастика и разные игры. В 8 часов подавался ужин. Вечер посвящался обозрению истекшого дня и писанию дневника. В 10 часов ложились спать. В воскресные и праздничные дни часы учения посвящались частью назидательному чтению, частью ручной работе и гимнастическим упражнениям.

Жуковский сам преподавал русский язык, общую грамматику, начальные понятия физики и химии. Главным правилом его преподавания было: лучше мало, но хорошо, чем много и худо, так как, — пояснял он, — «мы не гоняемся за блестящим успехом, а должны сообщить ученику ясные понятия в последовательной связи и приохотить его к занятиям». Он придавал большое значение ознакомлению Наследника с естественными науками, как последовательною ступенью для правильная понимания истории. «Ребенок», читаем в письме его к Жиллю, «всегда лучше поймет то, что говорить его глазам, нежели то, что действует лишь на его разум. Рассуждая о произведенном опыте, представляешь нечто реальное, осязаемое, и приучаешь к размышлению, заинтересовав внимание, воз» будив любопытство. Самая история не может быть столь же привлекательна для ребенка, как физика и естественная история. Душа его недостаточно развита, чтобы заинтересоваться судьбами людей и народов, которых он видит лишь в воображении, тогда как явления физические и химические у него перед глазами, произведения природы—налицо и он легко может найти случай применить то, чему его учат, к тому, что его окружает». Состав учителей остался прежний и только в преподавании немецкого языка секретаря царствующей Императрицы Шамбо заменил Эртель.

Весною 1828 года, Александру Николаевичу предстояла продолжительная разлука с родителями. Император Николай Павлович отъезжал к армии, выступившей в поход против турок, а Императрица Александра Феодоровна, чтобы не слишком отдаляться от августейшего супруга, пожелала провести лето в Одессе, взяв с собою и старшую дочь. Прочих детей, Наследника, двух младших великих княжон и шестимесячного Великого князя Константина Николаевича, царственная чета оставила снова на попечении бабушки, вдовствующей Императрицы Марии Фёдоровны. 26-го апреля, после молебствия в Казанском соборе, уехал Государь, а Государыня, проведя один день в Царском Селе с детьми своими, последовала за ним 27-го. Разлука с матерью произвела глубокое впечатление на чувствительную душу сына. Долго провожал он ее взором и не прежде оставил балкон, как потеряв из вида экипаж Императрицы. Первым движением его было пойти в церковь, где он продолжительно и усердно молился. Мысль о родителях не покидала его во весь день. Во время прогулки, увидав полевой цветок, он побежал сорвать его, сказав: «я его пошлю к Мама». С тою же целью сорвал он гелиотроп в кабинете Государыни. Проходя по комнатам Царскосельского дворца, который он должен был оставить, чтобы поселиться в Павловске, он с грустью повторяла «Вот тут папа и мама обедали, здесь сидел папа, а тут мама. Где-то они теперь?». Первая свободная минута была употреблена на писание писем к матери и сестре, переданных Императрице Марии Феодоровне с просьбою отослать их по принадлежности, вместе с сорванными цветами. Игры с товарищами не занимали Великого князя; он не в силах был подавить свою печаль и вечером начал дневник свой такими словами: «27-го апреля — день для меня памятный; милая моя мама и Мери уехали в Одессу. Я много плакал».

В Павловске, под наблюдением вдовствующей Императрицы, занятия Наследника и его соучеников шли обычным чередом, прерываемые частыми прогулками по парку и окрестностям. Дети любили играть на воздухе; в походной форме и амуниции, то защищали, то брали приступом воздвигнутую некогда Императором Павлом миниатюрную крепость. Однажды им пришло в голову начертить на карте Дунай с окружающими крепостями и под руководством Юрьевича, Наследник с жаром принялся за эту работу. Вообще, и он, и вся царская семья, с понятным нетерпением ждали вестей с театра войны. Так, живейшую радость возбудило в них известие о сдаче Браилова Великому Князю Михаилу Павловичу. В письме к Императрице Александре Феодоровне, Жуковский в ярких красках изобразил тот шумный восторг, чт5 вызвала среди юных обитателей Павловска весть о падении Анапы, дошедшая до них 25-го июня: «Нынешний день весьма кстати, как достойный подарок России в день рождения её Императора, получили мы известие о взятии Анапы. Оно было сообщено нам самым приятным образом. Все были собраны в Греческой зале после обеда. Государыня Императрица (Мария Феодоровна) изволила откланяться и выйти из залы вместе с Великим Князем, который обедал со всеми. Чрез минуту опять вбегает Великий князь и кричит: «Анапу взяли»! В эту же минуту внесли и Константина Николаевича, которого старший брат начал целовать, поздравляя и его с победою».

В первых числах июля начались установленные в «Плане учения» полугодовые экзамены и продолжались четыре дня. Испытания производили в присутствии вдовствующей Императрицы: из русского языка, общей грамматики и физики—Жуковский; из французского языка и географии — Жилль; из Закона Божия — протоиерей Павский; из арифметики и геометрии — Коллинс; из языков немецкого, английского и польского — Эртель, Альфри и Юрьевич. По свидетельству воспитателя Мердера, Александр Николаевич удивлял экзаменаторов живостью и ясностью своих ответов и убеждал их во мнении, что он одарен необыкновенными способностями, ибо подстрекаемый желанием отличиться пред глазами любимой бабушки, он не терял пи на минуту бодрости й напротив, при ответах, все более и более оживлялся. Отдавая Императрице Александре Феодоровне отчет, Жуковский вполне подтвердил отзыв Мердера. «Я уверен», писал он «что вашему Величеству было бы приятно присутствовать на этом экзамене. Государыня Императрица была им довольна. Не могу не отдать справедливости Великому Князю: он во все время был чрезвычайно внимателен; доказал, что может владеть собою; выражался с живостью, ясностью, словом, хотел сделать чт0 должно — и сделал. Я поблагодарил его от всего сердца. Но в то же время я должен был сказать ему, что четыре дня, в которые прекрасно была исполнена должность, весьма мало значат в целом счете его жизни; что он не должен слишком много ими радоваться, если те дни, которые им предшествовали, им не отвечают. Государыня Императрица И8 прекрасных четырех дней могла заключить, что все прежние дни были на них похожие: но это было бы заблуждением... Несмотря на это, всемилостивейшая Государыня, я радуюсь нашим экзаменом. Он короче познакомил меня с Великим Князем. Я теперь гораздо больше на него надеюсь, вижу, что он имеет ум здравый, что в этом уме все врезывается и сохраняется в ясном порядке, вижу, что он имеет много живости; вижу, что он способен к благородному честолюбию, которое может довести его далеко, если соединится с ним твердая воля; вижу, наконец, что он способен владеть собою, посему и имею право надеяться, что он, как скоро поймет всю важность слова должность, будет уметь владеть собою... В этом отношении, не могу не сказать, что Великий князь заслужил за экзамены полное одобрение ваше и Государя Императора. До сих пор он только знал, что все мы, которые окружаем его, которым Государь и вы с такою доверенностью поручили его, любим его искренно; что его счастье составляет существенную цель нашей жизни; он это видит на опыте, но теперь он почувствует, что наша любовь для него недовольна, что ему должно стараться, наконец, заслужить и наше уважение; оно дается только за постоянство в добре... Кажется, можно теперь за него поручиться. Кажется, можно предсказать, что мы, в будущий экзамен, похвалив его за хорошие ответы, будем в состоянии прибавить к этой похвале и другую, гораздо важнее: похвалу за постоянство и деятельность. Желаю сердечно, чтобы и это пророчество исполнилось совершенно».

Как сам Василий Андреев и ч признавался в дальнейших строках того же письма, оно писано не для одной Императрицы, но и для самого Великого князя, которому наставник прочитал его и на которого оно, по-видимому произвело благотворное впечатление. Этим средством Жуковский хотел воздействовать на царственного питомца, чтобы искоренить в нем главный недостаток, о котором воспитатель Мердер отзывается так: «Великий князь от природы готовый на все хорошее, одарённый щедрою рукою природы всеми способностями необыкновенно здравого ума, борется теперь со склонностью, до сих пор его одолевавшею, которая, при встрече малейшей трудности, малейшего препятствия, приводила его в некоторый род усыпления и бездействия». Впрочем, Мердер тотчас же оговаривается, что не имеет уже более надобности постоянно понуждать Наследника, который и сам начинает убеждаться в истине, «что веселость и тихое удовольствие сердца имеют источником точное исполнение обязанностей». Счастливую эту перемену воспитатель приписывал благотворному влиянию на Александра Николаевича молодого Виельгорского, примерного юноши, который с благородным поведением, всегдашнею бодростью и необыкновенною точностью в исполнении долга соединял милую детскую веселость и искреннюю дружескую привязанность к царственному сотоварищу. Паткуль, как по способностям, так и по прилежного, далеко отстал от обоих, хотя и был одарен добрым сердцем и хорошею памятью.

После экзаменов начались каникулы, продолжавшиеся шесть недель, в течение которых, согласно «Плану учения», классные занятия превратились и весь день посвящался чтению, играм и прогулкам. Читали попеременно: Павский — Евангелие с толкованием на него, Жуковский — свои произведения, Жилль — сказки из «Тысячи и одной ночи». Великий князь слушал их не без удовольствия, но, кажется, предпочитал игры на открытом воздухе. Продолжительный прогулки совершались пешком, верхом, в экипажах, по окрестностям Павловска, а потом и Петергофа, куда Императрица Мария Феодоровна переехала в июле со вверенными её попечению Государевыми детьми. В сопровождены Мердера и двух товарищей, Александр Николаевич наезжал и в Царское Село, где юноши любили кататься на лодке по озеру, играть на Детском острове, пить чай на ферме; занимались они и уженьем рыбы, и стрельбой, и купаньем; Великий князь стрелял хорошо и плавал превосходно, поражая воспитателя ловкостью и смелостью. Посещали кадетский лагерь, где, после развода, играли с кадетами в мяч; ездили на крестьянские пасеки знакомиться с пчеловодством; предпринимали и более отдаленные прогулки в Дудергоф, в Ораниенбаум, в Кронштадте.

Заботою Жуковского в это время было приучить своего питомца правильно изъясняться и выразительно читать по-русски. Упражнением в слоге, служила ему частая переписка с родителями. Письма Великого князя никогда не исправлялись, ни в слоге, ни в правописании. Из них наставник заключал, что он со временем будет иметь слог. «Он выражается очень непринужденно и просто», сообщал Василий Андреевич Императрице Александре Феодоровне, пускай прежде научится думать, разбогатеет идеями и чувствами, тогда получит и слог, я в этом не сомневаюсь». О результатах применения своей программы к воспитанию Наследника он же писал Государыне: «Судя по тому, как идет наше учение, я, кажется, могу сказать, что не ошибся в своем плане и в своей методе. Мы подвигаемся вперед медленным, но твердым шагом. Мы знаем немного, но что знаем — наше. Это главное; тем более выиграем времени и тем быстрее пойдем вперед впоследствии». Жуковский был очень доволен всеми учителями и свидетельствовал о «их бескорыстном единодушии». Между ним и воспитателем Великого князя существовало полное согласие, как видно из следующего отзыва его: «Я совершенно счастлив моим товариществом с нашим почтенным, редким Мердером. Мы идем с ним к святой нашей цели рука в руку; еще не было между нами ни минуты разномыслия. Будет ли успех— это зависит от Провидения. Но от нас зависит действовать так, чтобы не могли упрекнуть себя в произвольном препятствии успеху».

Вскоре по окончании вакаций, а именно 13-го сентября, вдовствующая Императрица с детьми переехала в Зимний дворец. Тут постигли Александра Николаевича и большая радость, и большое горе. 1-го октября возвратилась из Одессы Императрица Александра Феодоровна, и 14-го того же месяца вернулся из армии Государь, а 24-го скончалась Императрица Мария Феодоровна. Император Николай сам подвел старшего сына к постели умирающей матери и со словами: «Voilà mon garçon, maman», испросил ему её предсмертное благословение. Долго оплакивал  Александр Николаевич утрату столь же нежно любившей его, как и им любимой бабушки.

С первых дней 1829 года начались приготовления к годичному экзамену, определенному в конце января. Наследник и его сотоварищи весьма усердно занимались повторением пройденного, зная, что экзамен будет происходить в присутствии Императора и Императрицы. Испытания продолжались с 24-го января по

2-е февраля и были выдержаны Великим Князем с блестящим успехом. «Все в Александре Николаевиче было прекрасно»—читаем в дневнике его воспитателя— «его ответы, скромные манеры, в особенности выражение его очаровательной физиономии, воодушевленной благородным желанием сделать удовольствие родителям. После последнего экзамена из Закона Божия, Государь, выразив полное удовольствие протоиерею Павскому, обратился к Жуковскому с следующими словами: «Мне приятно сказать вам, что не ожидал найти в сыне своем таких успехов. Покойная матушка писала мне об этом, но, зная её любовь к нему, я полагал, что она была к нему слишком снисходительна. Все у него идет ровно, все, что он знает—знает хорошо, благодаря вашей методе и ревности учителей. Примите мою искреннюю благодарность». «Экзамен доказал вашему Величеству», ответил Василий Андреевич, «чтб в состоянии сделать Великий князь. Я вижу сам, что экзамен был хорош, но по рапортам, которые ваше Величество получать изволили, вы могли видеть, что из числа двадцати шести недель, у Великого князя было отличных всего две, за учение и поведение, у Виельегорского — пять, у Паткуля — одна. Это доказывает, что эти господа, как в учении, так и в поведении, имеют мало настойчивости, единственное качество, которое достойно уважения и без которого невозможно им дозволить приобресть прилежанием и поведением права на обещанные им суммы для бедных. Мы будем, однако же, просить ваше императорское Величество сделать им какое-нибудь удовольствие». — «С удовольствием соглашаюсь», сказал Император, «но надеюсь, что в остальные шесть месяцев эти господа покажут более постоянства и заслужат вышеупомянутое позволение».

Слова, как Государя, так и наставника относились к задуманной Мердером «кассе благотворения», долженствовавшей составиться из взносов, соответствующих успехам в науках и поведении всех трех со воспитанников, соразмерно полученным ими отличным отметкам. Два раза в год, после каждого экзамена, предполагалось считать, сколько кем собрано денег на какое-либо благотворительное дело. Проект этот вызван следующим соображением воспитателя: Право делать добро—величайшая награда. И прежде из сумм Наследника уделялась известная часть на оказание помощи нуждающимся. Но такое добро делалось именем его высочества без личного его участия и даже без ведома его, и потому Мердер полагал, что Великий князь и его товарищи должны отличным прилежанием и поведением заслужить «право делать добро». Государь вполне одобрил мысль воспитателя и «касса благотворения» действовала во все время воспитания Наследника.

По удалении их Величеств из зал, где происходил экзамен, Жуковский обратился к трем ученикам своим с прочувствованным, назидательным словом:

«С прошедшим годом, можно сказать, окончилось ваше ребячество; наступило для вас такое время, в которое вы можете начать готовиться быть людьми, то есть, стараться заслужить уважение. Оно не есть одобрение за один или несколько отдельных хороших поступков, но одобрение за постоянно хорошую жизнь и в то же время уверенность, что эта хорошая жизнь постоянно таковою останется. Теперь мы начнем заниматься историею; она будет для нас самым убедительным доказательством, что уважение приобретается одними постоянными добродетелями. Вы, Великий князь, по тому месту, на которое назначил вас Бог, будете со временем замечены в истории. От этого ничто избавить вас не может. Она скажет о вас свое мнение пред целым светом и на все времена, мнение, которое будет жить в ней и тогда, когда и вас, и нас не будет. Чтобы заслужить уважение в истории, начните с ребячества заботиться о том, чтобы заслужить его в кругу ваших ближних. Теперь, ваш свет заключен для вас в учебной вашей горнице и в жилище вашего отца и Государя Здесь все вас любят, все живет для вас, вы для нас прекрасная, чудная надежда. Знаю, что вы верите нашей любви; но, будучи уверены в ней, думайте о том, чтобы её стоить. Знайте: какова будет ваша жизнь здесь, в маленьком вашем свете, перед вашим семейством, перед вашими друзьями, такова она будет и после, перед светом и целою Россией; что будем думать о вас мы, то, со временем, будет думать о вас отечество. Мы начали любовью к вам, но по этой же любви к вам обязаны судить вас строго. Отечество прежде начнет судить вас строго и потом уже станешь любить вас, если вы это заслужите. Чтобы строгий суд отечества мог со временем обратиться в любовь, думайте о том, чтобы наша любовь обратилась в уважение, а на это — одно средство: владейте собою, любите труд. будьте деятельны, тогда будете иметь все, ибо за ваше сердце мы все отвечаем смело... Скажу одним словом—Великому Князю: владей собою! будь деятелен! Виельгорскому: будь постоянен и откровенен! Паткулю: не будь легкомыслен! A всем трем: будьте покорны нашим наставникам, которые теперь представляют для вас и закон ваш, и ваши обязанности. Сия покорность есть не иное что, как уважение правила. Привыкнув теперь повиноваться нам по доверенности к любви нашей, вы и тогда, когда мы вас покинем, останетесь с привычкою повиноваться закону, а это главное в жизни, как для собственного счастья, так и для пользы других. Успешный экзамен, на котором все вы отличились, доказывает только то, что вы способны исполнять свою должность, когда на это решитесь, а не то, чтобы вы ее постоянно исполняли, ибо годовой расчёт не совсем соответствует экзамену. Чтобы подобного не могло случиться с вами в течение настоящего года, берегите в сердце одно: благодарность к Государю, который, пожертвовав вашему экзамену двенадцатью часами своей царской жизни, сделал более, нежели сколько вам ожидать было позволено. Вы заслужили одобрение его Величества на экзамене; мы надеемся, что в конце следующего года получите право и на его уважение своим постоянством. А этого мы имеем право от вас ожидать: какими вы лично были произвольно в течение шести дней экзамена, такими вы можете быть также произвольно и, следственно, должны быть в течение целого года».

С 1829 года учебная программа снова расширилась включением в нее трех новых предметов: естественной истории, химии и всеобщей истории. Первую читал Наследнику академик Триниус, вторую Кеммерер, третью, на французском языке, — Липман, преподаватель пользовавшаяся в то время заслуженною известностью частного пансиона пастора Муральта. Особенный интерес проявил Александр Николаевич к последней науке, воскликнув пред началом первого урока, обращаясь к Мердеру: «Мы сегодня начнем историю! Если бы вы знали, как я горю нетерпением!» Преподавание истории отечественной Жуковский оставил за собою.

Для полноты, назовем учителей: чистописания — Рейнгольдта, фехтования — Сивербрика и танцования — Огюста.

В одиннадцатилетнем мальчике уже ярко обозначались блестящие природные дарования и выдающиеся нравственные качества Наследника; сказывались и кое-какие недостатки, озабочивавшие его наставника и воспитателя. Они преимущественно проистекали из нервной натуры ребенка, который легко смеялся, еще легче плакал, при малейшем огорчении или неудаче, порою шалил во время уроков, ссорился с товарищами, но Главным его недостатком было отсутствие выдержки и энергии, время от времени овладевавшая им некоторая вялость, апатия, побуждавшая его не раз говорить воспитателю, «что он не желал бы родиться Великим Князем». Мердер замечает по этому поводу, что чувство долга развито в нем весьма сильно, но что у него недостает настойчивости, чтобы победить леность ума. Впрочем, как Мердер, так и Жуковский обожали царственного питомца, который внимательно выслушивал их увещания и наставления и платил им за привязанность нежною ласкою и любовью. При таких условиях наказания были крайне редки и, во всю зиму 1828—29 годов, пришлось только раз лишить Великого князя права входа в учебную комнату в воскресный день. Строже относился к нему Государь, однажды, за невнимание в классе, запретивший подойти к себе вечером при прощании. Наказание это сильно подействовало на впечатлительного юношу.

Здоровье Великого князя было удовлетворительно, и он несколько раз подвергался лишь легким простудам. В течение всего великого поста он с удовольствием постился, хотя, по замечанию Мердера, вообще «любил покушать». К таинствам исповеди и причащения он приступал с глубочайшим благоговением, проникнутый важностью исполнения этого христианского долга.

Классные занятия чередовались с физическими упражнениями: гимнастикой, фехтованием, верховой ездой в манеже, прогулками пешком или в санях, катаньем с ледяных гор в саду Аничкова дворца. По вечерам происходили игры, разделять которые приглашались по воскресеньям и праздникам, кроме двух со воспитанников, сверстники Великого князя, молодые Адлерберги, Фредериксы, Барановы, Нессельроде, Шуваловы, Карамзины, сыновья Мердера. Играли в бары, в жмурки, в «хромоногого черта», придумывали шарады, изредка устраивали представления живых картин, в которых участвовали и Великие Княжны с их подругами. Но любимою забавою Наследника и его товарищей была военная игра, которою развлекались они едва-ли не каждый вечер и которой придавало особенную прелесть участие в ней Императора Николая. Обыкновенно Императрица бросала жребий: у кого из юношей быть «начальником штаба» Государю, который в этом качестве руководил игрой и приводи л все молодое общество в неописуемый восторг.

Наследник начинал уже принимать участие в придворных торжествах: в новый год он был на высочайшем выходе, шествуя в паре с Великим Князем Михаилом Павловичем, в Светлое Воскресенье—присутствовал при церемонии принесения поздравлений. По желанию Государя, Наследнику уже представлялись знатные иностранцы: французский посол герцог Мортемар, пэр Франции граф Сен-При, а знаменитый Гумбольдт был приглашен к его столу.

Из русских, Наследник принимал баснописца Крылова и пришедшего в Петербург пешком из Сибири старца крестьянина. Военное его образование ограничивалось обучением ружейным приемам в залах Зимнего дворца, но в Крещенский парад Император приказал ему стать в ряды Павловского полка на место подпоручика; в день своего рождения он участвовал в происходившем в манеже разводе от того же полка, а на Майском параде командовал 4-ю ротою 3-го баталиона Преображенского полка. «Желал бы очень убедиться, писал по этому случаю Мердер в своем дневнике, «что часты я появления его высочества на парадах, видя, что из парада делают государственное дело, не будут иметь для пего дурных последствий. Легко может ему прийти мысль, что это действительно дело государственное и он может тому поверить».

Весною Наследнику предстояло новое и еще неизведанное развлечение: он должен был сопровождать августейших родителей сначала в Варшаву, а потом в Берлин, куда царственная чета отправлялась на свидание с прусским королем. В этом путешествии следовали за ним оба его сотоварища, а также Жуковский, Мердер, Юрьевич и Жилль.

Александр Николаевич настолько уже преуспел в польском языке, что мог свободно на нем изъясняться. Жуковский помышлял о том, чтобы познакомить его с литературой и историей Польши и хотел воспользоваться пребыванием в Варшаве, чтобы подыскать достойного преподавателя из поляков. Делу этому он придавал большую важность, находя, что будущего Царя польского нужно познакомить с Польшей и заставить полюбить ее. «Надобно», писал Василий Андреевич, «чтобы он узнал ее такою, какова она есть, без предубеждений, без односторонности; надобно, чтоб он знал, что она теперь, чего ей недостает, что ей иметь должно; чтобы он, познакомившись с её прошедшим и настоящим, мог полюбить её будущее, как следует царю, которому надлежит на небе, простертом над двумя подвластными ему народами, поставить светлую радугу союза». Буря польского мятежа 1830—31 годов рассеяла политические мечтания русского поэта.

24-го апреля Императрица выехала с старшим сыном из Петербурга. Опередивший их на сутки Государь съехался с ними в Динабурге. Прощаясь с сестрами и братом, Александр Николаевич был очень взволнован и растроган, но в пути развеселился, стал очень разговорчив и спал немного. Новые впечатления возбудили его любопытство. Услыхав в поле пение жаворонков, он прыгал от радости; проезжая чрез деревни с развалившимися строениями и запущенными домами, замечал, что владетели их должны быть ленивы и небережливы; удивлялся бедности и невежеству крестьян; особенное сострадание его возбуждало жалким своим видом и нищетой еврейское население Западного края. Путь лежал на Псков, Остров, Динабург, Вилькомир, Мариамполь, Ковно, Пултуск и Ломжу.

В Динабурге, по приказанию Государя, Наследник тщательно осматривал крепость со всеми её принадлежностями. С польскими помещиками, у которых оста

Внимание, статья находится в разработке ...

Открытие памятника императору Александру II в праздник
Воздвижения Креста Господня.
Костромская губерния, село Наволоки. (14) 27 сентября 1911 г. 

Линкор «Император Александр II».
Спущен на воду в 1887 г., списан в 1922 г.; На якоре с шлюпками

	Мундир генеральский, принадлежавший Александру II. Россия, 1855 г. Сукно, шелк, томпак, металлическая нить, металлический шнур, медь, картон, парча, канитель, вышивка, штамповка, серебрение, золочение, плетение, дл. мундира 95, дл. аксельбанта 110,5 см.
	Каска от коронационной формы императора Александра II. Россия, 1856

Император Александр II был награжден иностранными орденами:

• Орден Восходящего Солнца (Япония)
• Орден Льва и Солнца (Персия)

	Орден и звезда Меджидие I степени (Турция)	Орден Османской империи учредил в 1852 году султан Абдул-Меджид I.
	Орден Османие (Турция)	Учрежден 9 декабря 1861 г. султаном Абдул-Азис-ханом (Абдул-Азизом, Абд ал-Азизом)

1. Орден Св. Карла (Монако)
2. Орден Такова I степени (Сербия)
3. Золотая медаль «За военное отличие» (Румыния)
4. Крест «За военное достоинство» (Румыния)
5. Орден Румынской Звезды I степени (Румыния)
6. Орден Св. Константина (Парма, Италия)
7. Орден Золотого Льва (Нассау)
8. Орден Орла I степени (Мексика) — 1866 г.
9. Орден Фамильный «За достоинство» I степени (Саксен-Альтенбург)
10. Орден «За военное отличие» (Мекленбург-Шверин)
11. Орден Вендской Короны (Мекленбург-Шверин)
12. Орден Белого Сокола I степени (Саксен-Веймар)
13. Орден Церингенского Льва (Баден)
14. Орден Верности (Баден)
15. Орден Гессенского Льва (Гессен-Кассель)
16. Орден «За военное отличие» (Гессен)
17. Орден Филиппа Великодушного I степени (Гессен)
18. Орден Людвига I степени (Гессен)
19. Орден Императора Дон Педро I (Бразилия)
20. Орден Южного Креста I степени (Бразилия)
21. Орден Св.Якова (Португалия)
22. Орден Св. Бенедикта Авизского (Португалия)
23. Орден Христа (Португалия)
24. Орден Св. Георгия (Ганновер)
25. Орден Гвельфов (Ганновер)
26. Орден Спасителя I степени (Греция)
27. Орден Св. Фердинанда (Неаполь)
28. Орден Леопольда I степени (Бельгия)
29. Орден Нидерландского Льва I степени (Нидерланды)
30. Орден Вильгельма, Большой крест (Нидерланды)
31. Орден Зеленой Короны (Саксония)
32. Орден Короны I степени (Вюртемберг)
33. Орден «За военное достоинство» (Вюртемберг)
34. Орден Св. Губерта (Бавария)
35. Орден Слона (Дания) — 1826 г.
36. Орден Серафимов (Швеция) — 6 марта 1826 г.
37. Орден Благовещения (Италия)
38. Орден Золотого Руна (Испания) — 1826 г.
39. Орден Св. Духа (Франция)
40. Орден Почетного Легиона (Франция)
41. Орден Подвязки (Великобритания) — 1867 г.
42. Бронзовая медаль Дома Гогенцоллернов за 1848 и 1849 г. (Пруссия)
43. За XXV лет службы золотой крест Дома Гогенцоллернов I степени (Пруссия)
44. Золотая медаль в память 50-летнего юбилея бракосочетания их императорских и королевских величеств (Пруссия)
45. Золотая медаль в память 1813, 1814 и 1815 гг. (Пруссия)
46. Орден Черного Орла (Пруссия) — 1818 г.
47. Орден Pour le Merite (Пруссия)
48. Бронзовая военная медаль (Австрия)
49. Золотой крест за XXV лет службы (Австрия)
50. Орден Марии-Терезии (Австрия)
51. Орден Св. Стефана I степени (Австрия)
52. Орден Белого Орла (Царство Польское) — 24 мая 1829 г.

	Торжественный въезд Их Императорских Величеств в Москву перед Священным коронованием 17 августа 1859 г.	Г.П. Виллевальде. МЗ "Царское село"
	Москва. Въезд коронационной процессии в Спасские ворота Кремля 17 августа 1856 года во время коронации императора Александра II	Василий Семенович Садовников Дата создания: 1856 Местонахождение: Государственный музей истории Санкт-Петербурга, Санкт-Петербург
	Народный праздник на Ходынском поле в Москве по случаю священного коронования императора Александра II	Михаил Александрович Зичи Дата создания: XIX век Местонахождение: У Леонида Легеева (коллекционер)
	Священнейшее миропомазание государя Императора Александра II во время его коронования в Успенском соборе Московского Кремля 26 августа 1856 года.	ТИММ Василий (Вильгельм, Георг Вильгельм) Федорович(Фридрихович). Холст, масло.
	Портрет Александра II. 1856.	БОТМАН Егор Иванович. Холст, масло. 265x172 см. Государственный Русский музей, Санкт-Петербург.
	Портрет Императора Александра II.	СВЕРЧКОВ Николай Егорович(Георгиевич). Холст, масло. 213x140 см. Музей-усадьба "Останкино", Москва.
	Портрет Александра II.	СВЕРЧКОВ Николай Егорович. Холст, масло. Нижегородский художественный музей, Нижний Новгород.
	Катание в коляске (Александр II с детьми).	СВЕРЧКОВ Николай Егорович(Георгиевич). Холст, масло. Ярославский художественный музей, Ярославль.
	Император Александр II Освободитель. 1868.	ЛАВРОВ Николай Андреевич. Холст, масло. Артиллерийский музей, Санкт-Петербург.
	Портрет Императора Александра II Освободителя. 1874 г. Император изображен со звездой ордена Св. Андрея Первозванного, со звездой ордена Св. Георгия I ст., со звездой, знаком и лентой ордена Св. Владимира I ст., со знаком ордена ВОенных заслуг (Пруссия), с орденской колодкой и знаком отличия беспорочной службы за 20 лет.	Худ. Тюрин И.А. Музей-Заповедник "Царское село".
	Портрет Александра II. 1881.	МАКОВСКИЙ Константин Егорович. Холст, масло. 163,5x108 см. Государственная Третьяковская галерея, Москва.
	Портрет Александра II. Вторая половина 19 в.	Борель, Петр Федорович. Эрмитаж
	Портрет Александра II на смертном одре. 1881.	МАКОВСКИЙ Константин Егорович. Холст, масло. 61x85,5 см. Государственная Третьяковская галерея, Москва.
	Памятник Императору Александру II в г. Самаре.	Открытка конца XIX -начала XX века.
	Фото Александра II.	Дата: 1865 - 1870 Жанр: Портрет, групповой портрет Место хранения: Российская национальная библиотека Место съемки: Санкт-петербургская губерния Фотограф: Левицкий, Сергей Львович (1819 - 1898).
	Император Александр II со своей охраной при осаде Плевны. Болгария. Османская империя, 1877 г.
Памятники Государю Императору Александру II Освободителю:
	Временный памятник на месте гибели императора Александра II. Санкт-Петербург. 1881 г.
	Памятник императору Александру II в селе Людиново, Калужская губерния. Уничтожен после Октябрьского переворота.
	Памятник императору Александру II в Нижнем Новгороде в начале ХХ века. После большевистского переворота памятник императору был уничтожен.