ГЛАВА IV.

О том, что человек первоначально немой и его первый язык состоит из знаков. О слове. Превращение немого языка в членораздельную речь и последствие этой трансформации.

ЧЕЛОВЕК, наделенный в принципе всеми силами, всеми свойствами, всеми средствами, которыми он мог быть удостоен впоследствии, появившись на свет, не владеет на деле ни одной из этих вещей. Он тщедушный, слабый и лишенный всего. Индивид в этом отношении нам представляет поразительный пример того, каково его Царство в своем истоке. Одни, дабы миновать препятствия по затруднительным моментам, утверждают, что человек приходит на землю в столь же сильном, сколь и духовно просвещенном теле, и говорят о вещи, отрицаемой опытом и отвергнутой разумом. Другие, воспринимая это восхитительное существо таковым, каковым его предъявляет природа, приписывают устройство его органов в соответствии с одними физическими ощущениями, хороня тем самым возвышенные и чуждые им концепции, и разоблачают свое невежество. И те, наконец, которые для разъяснения малейшего феномена верят в необходимость призывать на сцену самого Господа Бога, чтобы определить его в наставники существу столь часто мятежному к его урокам, объявляя, что находят более легким разрубить гордиев узел, нежели его распутать. Они действуют как авторы древних трагедий, которые, не ведая более, что делать их актерам, возвращали их к разуму ударом молнии.

 Я не перестану повторять о человеке: сколь буду счастлив, если достигну его понимания. Человек - это божественное зерно, развивающееся в противодействии своих чувств. Все заложено в нем, все: то, что он перенимает извне есть лишь повод его идей, но не сами идеи. Это растение, несущее мысли, подобно тому, как розовый куст несет розы, а яблоня - яблоки. Один и другой нуждаются в противодействии. Но какие отношения имеют вода или воздух, из которых розовый куст или яблоня черпают свои питательные вещества, к прикровенной сущности розы или яблока? Никакие. Вода и воздух здесь безразличны и делают столь же хорошо для произрастания крапивы или ядовитых ягод черного паслена, если семя попало под их воздействие в соответствующем состоянии. Также и человек, хоть и принял от своего начала искру Божественного глагола, но не приносит с ней на землю полностью сформированный язык. Благо он содержит в себе принцип слова в потенции, но не в действии. Чтобы ему говорить, надопочувствовать ему необходимость разговора, чтобы он его сильно захотел, ибо - это одна из самых сложных операций рассудка. Когда он жил одиноко и чисто инстинктивно, он не говорил и не чувствовал самой надобности в слове; он был неспособным сделать никакого усилия воли, чтобы этого достигнуть; погруженный в абсолютное своенравие, он угождал себе; все, что колебало его слух являлось шумом; он не различал звуки в качестве звуков, но лишь как колебания; и эти колебания, аналогичные всяким иным ощущениям, вызывали в нем лишь привлекательность или страх согласно идее радости или боли, что они пробуждали в нем. Но с момента, когда он вступил в социальное состояние, вследствии события, о котором я рассказал, тысяча обстоятельств собралось вокруг него, сделав для него необходимым некоторую речь: он нуждался в средстве сообщения между своими идеями и идеями своей подруги. Он хочет, чтобы она узнала его желания и особенно надежды, ибо с тех пор, когда он приобрел гордость, он приобрел также и надежды; и его подруга уже готова сообщить ему свои чаяния, внушая их ему чаще и в большем количестве, в том числе более активное и ограниченное тщеславие.

 Едва ли представляются средства удовлетворить их волю, установленную в них: эти средства таковы, что они ими пользуются без их поиска, как будто они всегда были присущим им. Они и не подозревают, что, используя их, они закладывают основания великолепного здания. Данные средства суть знаки, которые они исполняют движением инстинктивного намерения и которые также понимают. Это в высшей степени замечательно, ведь знаки, чтобы быть понятыми, не нуждаются в предварительном согласовании, по крайней мере, те, которые корневые, как, например, знаки, выражающие одобрение или отказ, утверждение или отрицание, приглашение приблизиться или приказ удалиться, угрозу или согласие и пр. Я призываю читателя минутку поразмыслить об этом, ибо здесь он найдет начало слова, столь долго и тщетно искомого. Перенесемся к любому народу древнего или нового мира, цивилизованному или дикому, живущему на севере или юге земли. Тут не услышим разнообразные слова, которыми пользуются для выражения утверждения или отрицания, да или нет, но, рассмотрев знаки, сопровождающие данные слова, мы увидим, что везде они те же самые. Это - наклон головы по перпендикулярной линии, выражающий утверждение, и ее двойной оборот по горизонтальной линии, указывающий отрицание. Посмотрим на распростертую руку и на открытую кисть, согнутую у груди, что нас приглашает приблизиться. Посмотрим, наоборот, на руку, вначале согнутую и гневно распрямляющуюся, простирая ладонь, что нам приказывает удалиться. Когда руки человека напряжены и сжаты в кулаки, он угрожает. Но он мило опускает их, раскрывая обе руки, он соглашается. Но приведем с нами немых от рождения, - их лучше поймет и лучше ими будет понят наиболее дикий и живущий на лоне природы народ, и, благодаря простейшему смыслу примитивного языка Рода человеческого, они будут более близки друг к другу.

 Ничуть не побоимся объявить важную истину: все языки, на которых говорят и на которых говорили люди на земле, и масса неисчислимых слов, что входят или вошли в состав этих языков, произошли из очень малого количества корневых знаков. Нескольких лет находясь в поисках воссоздания древнееврейского (гебраического) языка в его основных принципах и найдя своими руками идиому, удивительную простоту которой передает очень легкий анализ, я обнаружил мной заявленную истину и доказал ее, насколько мне было возможно, показав сначала, что в истоке этой идиомы лежали те же изображенные знаки наподобие иероглифа, а не начертанные буквы или письмена. Уже затем эти буквы, сближаясь в группы от двух до трех, образовывали из моносиллабических корней (racines monosyllabiques), составлявших новую букву или объединявшихся между собой, целый ряд слов.

 Здесь не место вдаваться в грамматические подробности, которые будут неуместными. Я должен устанавливать только принципы. Читатель, интересующийся такого рода исследованиями, может посоветоваться, если он это считает своевременным, с грамматикой и словарем, которыми я снабдил древнееврейский язык; я же продолжу повествование.

Итак, первый известный человеческий язык был немым языком. Нельзя понимать иначе, не допустив вложение в человека божественного слова, а это предполагает подобное вложение ивсех других наук, что доказано ложным по сути. Философы, которые прибегают к предварительному условию для всякого языкового выражения, впадают в чудовищное противоречие. Провидение, а о нем я достаточно сказал, дает всем вещам только принципы, и именно человеку - их развивать.

Но в момент, когда этот немой язык установился между двумя супругами, в момент, когда показанный знак, как выражение мысли, нес эту мысль из души одного в душу другого, и когда мысль была понята, она возбудила в душевной сфере движение, давшее рождение рассудку. Это главное свойство не преминуло произвести свои круговые аналогичные свойства, и с тех пор человек мог до определенной степени сравнивать, судить, распознавать и понимать.

Вскоре он стал замечать, используя свои новые способности, что большинство знаков, которые он показывал для выражения своей мысли, сопровождались некоторыми голосовыми восклицаниями, некоторыми более или менее слабыми или сильными, резкими или приятными криками, которым уже всего хватало для совместного воспроизводства. Он заметил данное совпадение, которое его жена заметила до него, и оба рассудили, что должно быть удобно заменить разнообразными отклонениями голоса различные знаки, коих они сопровождали, особеннов темноте, либо когда расстояние или препятствие скрывает их из вида друг друга. Вероятно, они проделали это в определенном неотложном обстоятельстве, охваченные определенным страхом и определенным пылким желанием, и увидели с доброй живой радостью, что уразумели и поняли друг друга.

Несомненно, бесполезно говорить о том, насколько эта замена была важной для человечества. Читатель прекрасно чувствует, что ничего более великого не могло иметь места в природе и, если бы момент, когда подобное событие произошло впервые, был бы установлен, то заслужил бы почести вечного упоминания. Но он не был установлен. И кто может знать, когда и как, у какого народа и в какой стране он случился? Быть может, несколько раз подряд он был бесплодным, или более того, бесформенный язык, которому он дал рождение, исчез со скромной хижиной, таившей его в себе. Ибо пока в пущей устремленности я направляюсь весь к той самой паре, можно ли сомневаться, что многие поколения могли ускользнуть среди менее значительных событий? Первые шаги, которые делает человек на пути цивилизации, медлительны и тяжелы. Он часто должен начинать те же самые вещи. В целом, Человеческое царство, вне сомнения, нерушимо, сама раса крепка, но индивидуальный человек очень слаб, особенно в своем начале. И тем не менее на нем устанавливаются основания всего строения.

Между тем, как я уже говорил, многие браки образовались одновременно или с малым временным промежутком один от другого сразу в одной стране и в нескольких странах, дав рождение большому числу родов более или менее близких друг к другу, которые шли постепенно своей дорогой и развивались таким же образом, благодаря определившему его провиденциальному воздействию. Эти рода, существование которых я поместил преднамеренно в северной или гиперборейской расе, обитали, следовательно, вокруг северного полюса, и с необходимостью восприняли влияния сурового климата, ибо в нем были обязаны жить. Их привычки, их нравы, их манеры питаться, одеваться, селиться - все несло отпечатки климата; все вокруг них принимало особенный характер. Их жилища напоминали хижины, в которых еще до наших дней живут народы, занимающие самые северные пределы Европы и Азии. Они представляли собой лишь ямы, выкопанные в земле, отверстие которых заделывалось несколькими ветвями, покрытыми кожей. Имя берлоги (de taniere), дошедшее до наших дней, обозначало на примитивном наречии Европы огонь в земле, что доказывает, восходя к отдаленной древности, использование огня, очень быстро прирученного человеческой расой, которой он был столь необходим.

Никакой частный интерес не вносил раздор, никакой предмет распрей или ненависти не мог возникнуть в среде этих родов, ибо главы их, охотники или рыболовы, находили, как легко обеспечить их существование. Глубокий мир царил между ними, сближая их в часы общего досуга, облегчал браки между ними, которые сближали их с каждым днем все больше, соединяя их узами родства, где женщины были первыми в знании и почитании. Власть, которую они хранили в своих дочерях, и преимущество, которое они из этого извлекали, составляли силу и пользу данных связей. Поначалу немой и сведенный к одному знаку язык, ставпроизносимым, благодаря замене, незаметно вылившейся из отклонения голоса, сопровождавшего знак, по тому же знаку довольно быстро распространился. Он был сначала очень бедным, подобно всем наречиям дикарей, но, поскольку количество идей у этих родов являлось очень ограниченным, его хватало для их нужд. Не стоит забывать, что наиболее развитые сегодня языки начинались по своему составу из очень малого количества корневых слов. Таким же образом и китайский язык, складываясь из более восьмидесяти тысяч графических начертаний, содержит лишь двести пятьдесят корней, образующих едва ли двенадцать сотен первоначальных слов посредством изменения выговора.

Я не скажу здесь, как знак, поначалу превратившись в имя, благодаря голосовому отклонению, имя превратил в слово, присоединив к нему знак; ни как этот словесный знак, сделавшись еще озвонченным, так сказать, изменился в вид аффикса или неделимого предлога, который облекает в слова имена без помощи знака. На сей счет я уже обращался в другом месте к подробностям более, чем достаточным (12). По случаю я должен лишь добавить, что когда речь сделалась озвонченной (вокализованной) и корневые слова были, в общем, восприняты Народностью, образованной определенным числом родов, объединенных и связанных между собой всеми узами родства, всякий, кто находил или изобретал новую вещь, ей давал по необходимости имя, характеризовавшее ее и остававшееся привязанным к ней. Подобно тому, как, например, слово ран (ran) или рен (ren), будучи примененным к знаку, указывающему движение бега или бегства, передалось Оленю (Renne), северному животному, очень быстрому в беге. Также и слово ваг (wag), равно заменившее знак, выражавший движение идти вперед, передался всякой машине, служащей для перевозки из одного места в другое, и, в частности, телеге, которую гиперборейская раса широко применила, когда, значительно возвысившись, она распространилась вдаль и хлынула своим множеством на Европу и Азию (13).