Пехотный, № 29-го Черниговский Генерал-Фельдмаршала Графа Дибича-Забалканского полк

29-й Пехотный Черниговский Генерал-Фельдмаршала Графа Дибича-Забалканского полк.

Старшинство с 1700 г. Июля 25.

Полковой праздник 25 Декабря.

ИСТОРИЯ ПОЛКА:

Фотооткрытка с изображением фельдфебеля (?) 29-ого Черниговского генерала-фельдмаршала графа Дибича-Забалканского полка со знаком 29-ого Черниговского полка и шашкой драгунского типа обр. 1881 г. Размер фото 8,8х13,8 см. Источнник фото: АД "Гелос".

1700 г. Июля 25. В Москве, Генералом Вейде, сформирован Пехотный Фон-Шведена Черниговский полк, в составе 10 рот.

1705 г. Октября 12. Назван Пехотным Гассениуса полком.

1708 г. Марта 10. Черниговским Пехотным полком.

1727 г. С Февраля 16 по Ноября 13 назывался 1-м Углицким полком.

1762 г. С Апреля 25 по Июля 5 назывался Пехотным Генерал-Майора Александра Бибикова полком.

1796 г. Ноября 29. Переименован в Мушкетерский полк.

1798 г. Октября 1. Назван Мушкетерским Генерал-Майора Эссена 1-го.

1799 г. Октября 30. Мушкетерским Генерал-Майора де Жерве.

1800 г. Ноября 2. Снова Мушкетерским Генерал-Майора Эссена 1-го.

1801 г. Марта 31. Назван Черниговским Мушкетерским полком.

1811 г. Февраля 22. Полк переименован в Пехотный полк.

1829 г. Июля 30. Назван Пехотным Фельдмаршала Графа Дибича-Забалканского.

1833 г. Января 28. К полку присоединен Рыльский Пехотный полк и приведен в состав 6 батальонов.

1854 г. Марта 10. Вновь сформированы 7-й и 8-й батальоны.

1856 г. Августа 23. В каждом батальоне образовано по 1-ой стрелковой роте, а 4-й действующий батальон переименован в 4-й резервный и отделен в резервные войска; 5-й, 6-й, 7-й и 8-й батальоны расформированы.

1857 г. Марта 10. Полк назван Черниговским Пехотным Генерал-Фельдмаршала Графа Дибича-Забалканского.

1863 г. Апреля 6. Из 4-го батальона и бессрочно-отпускных 5-го и 6-го сформирован того же названия, 2-х батальонный резервный полк, названный 13-го Августа, Старорусским пехотным.

1864 г. Марта 25. Полк Назван 29-мя Пехотным Черниговским Генерал-Фельдмаршала Графа Дибича-Забалканского и полк приведен в 4-х батальонный состав.

ЗНАКИ ОТЛИЧИЯ:

1) Полковое знамя Георгиевское, с надписями: "За отличие при поражении и изгнании неприятеля из пределов России в 1812 году и за Севастополь в 1854 и 1855 годах» и "1700-1900», с Александровскою юбилейною лентою. Высочайший приказ 25 Июля 1900 г.

 2) Поход за военное отличие, пожалованные полку 13 Апреля 1813 г. за Отечественную войну 1812 г. во всех 4-х батальонах.

 3) Знаки на головные уборы, с надписью: "За отличие», пожалованные полку 31 Декабря 1830 г., за Турецкую воину 1828-1829 гг., во всех 4-х батальонах.

На скобах знамен - вензель Императора Петра I.

КОМАНДИРЫ ПОЛКА:

Эссен 1-й (v. Essen), Иван Николаевич (Магнус Густав), генерал-лейтенант (1799) - 1-го октября 1797 г. был пожалован в генерал-майоры и назначен командиром Черниговского мушкетерского полка (см.)

БЫВШИЕ ШЕФ ПОЛКА:

Эссен 1-й (v. Essen), Иван Николаевич (Магнус Густав), генерал-лейтенант (1799) (см.) - 2 ноября 1800 г., принят на службу шефом Черниговского полка (см.).

Коновницын Петр Петрович, с 2.10.1809 шеф Черниговского мушкетерского полка.

Генерал-Фельдмаршал Граф Дибич-Забалканский, с 1829 г. Июля 30 по 1831 г. Мая 29.

В ПОЛКУ СЛУЖИЛИ:

- Ольдекоп (Oldeсop), Карл Федорович - начал действительную службу лишь с 1.1.1795 г., с переводом в Черниговский пехотный полк с чином капитана.

- Поливанов Юрий Игнатьевич, генерал-майор

МЕДИЦИНА ПОЛКА:

Панкевич, Адам Осипович, в поступил в Виленскую Медико-хирургическую академию, в 1836 г. был назначен лекарем в пехотный графа Дибича полк (см.).

ПОХОДЫ ПОЛКА:

Заграничные походы: В деле при ГЕЛЛЕНДОРФЕ 16 августа 1813 г. (см.);

Крымская война, полк находился в гарнизоне Севастополя с 9 Апреля по 27 Августа 1855 г., потери полка - 3689 человек.

БОЕВЫЕ ПОТЕРИ:

Отечественная война 1812 г. и Заграничные походы:

Аксенович, штабс-капитан Черниговского пехотного полка. Ранен 26 августа при Бородине.

Алехнович, прапорщик Черниговского пехотного полка. Убит 26 августа при Бородине.

Бабичев 1-й, поручик Черниговского пехотного полка. Ранен в пах 5 августа при Смоленске.

Бер 1-й Иван Карлович, штабс-капитан Черниговского пехотного полка. Ранен 14 июля под Какувячином штыком в левую руку и в правую ногу и 26 августа при Бородине.

Бер 2-й, подпоручик Черниговского пехотного полка. Ранен 14 июля при Какувячине.

Бистром Александр Иванович, прапорщик Черниговского пехотного полка. Ранен 14 июля при Какувячине и 26 августа при Бородине в голову.

Бруннау Роман Антонович, подпоручик Черниговского пехотного полка. Ранен 26 августа при Бородине.

Вагнер, подпоручик Черниговского пехотного полка. Ранен 14 июля при Какувячине в левую руку ружейной пулей навылет.

Гарденин 1-й Николай, штабс-капитан Черниговского пехотного полка. Ранен 26 августа при Бородине.

Гейкинг, подпоручик Черниговского пехотного полка. Ранен 14 июля при Какувячине.

Глушков Афанасий Артамонович, майор Черниговского пехотного полка. Контужен 5 августа при Смоленске «в поясницу черепом бомбы» и убит 26 августа при Бородине.

Глушков 2-й, прапорщик Черниговского пехотного полка, 2-го сводного гренадерского батальона 3-й пехотной дивизии. Ранен 14 июля при Какувячине «в грудь ружейной пулей повыше сердца», 26 августа при Бородине в левую руку пулей навылет и 6 ноября при Красном контужен в спину ядром.

фон Гун 1-й, поручик Черниговского пехотного полка. Ранен 14 июля при Какувячине.

Гутовский 1-й, поручик Черниговского пехотного полка. Ранен 26 августа при Бородине.

Гутовский 2-й, поручик Черниговского пехотного полка. Ранен 5 августа при Смоленске.

Кубитович, майор Черниговского пехотного полка. Ранен 5 августа при Смоленске в правую ногу пулей.

Меныциков, поручик Черниговского пехотного полка. Ранен 14 июля при Какувячине в локоть левой руки ружейной пулей навылет с раздроблением кости.

Палибин, подпоручик Черниговского пехотного полка. Ранен 26 августа при Бородине.

Пишка, подпоручик Черниговского пехотного полка. Убит 14 июля при Какувячине.

Повало-Швейковский, поручик Черниговского пехотного полка. Убит 26 августа при Бородине.

Ребиндер 2-й, капитан Черниговского пехотного полка. Ранен 5 августа при Смоленске в шею пулей.

Ржавский Павел Николаевич, поручик Черниговского пехотного полка. Ранен 26 августа при Бородине.

ВОССТАНИЕ ЧЕРНИГОВСКОГО ПОЛКА:

[КЕЙЗЕР Даниил Федоров. Священник Черниговского полка.]

Общество военных друзей.

Извлечение из выписки, составленной в Аудиториатском департаменте по военно-судному делу Литовского пионерного баталиона о капитане Игельстроме, поручике Вегелине и прочих.

Дело сие начато судом 21-го генваря 1826 г.

Доставлено в Аудиториатский департамент — 28-го декабря 1826 г.

Подсудимые же содержатся в Белостоке: Игельстром, Вегелин и Воехович с 27-го декабря 1825, а прочие с генваря, мая и июля 1826 года.

Кто именно:

Литовского пионерного баталиона капитан Игельстром, поручик Вегелин, подпоручик Петровский, прапорщик Воехович, Несвижского карабинерного полка поручик Вильканец, подпоручик Гофман, находившиеся на службе в Белостокских — дворянском депутатском собрании коллежский регистратор Гриневицкий, и Главного суда во 2-м департаменте канцелярист Вронский, шляхтичи Михаил Рукевич, Феликс Ордынский, Иван Высоцкий, ученик белостокской гимназии Карл Ордынский и разжалованный в 1825 году за преступления из комиссариатских чиновников 12-го класса в рядовые Ананий Угричич-Требинский.

В чем по суду оказалися виновными:

Из подсудимых капитан Игельстром имел в команде своей Литовского пионерного баталиона 1-ю пионерную роту, но когда за найденные в оной неисправности в августе месяце 1825 года было отказано ему от командования сею ротою, то он, донеся начальству о болезни своей, находился Белостокской области в деревне Филиппах в квартире поручика Вегелина, а 22-го декабря того года, отлучась без позволения начальства в Белосток, явился к начальнику штаба Отдельного литовского корпуса генерал-майору Вельяминову 2-му; в сие время был получен манифест о вступлении на престол вашего императорского величества, почему генерал-майор Вельяминов того же дня поутру в 11 часов отправил Игельстрома из Белостока в местечко Брянск к командиру пионерного баталиона подполковнику Обручеву с конвертом, в коем были предписания от генерала Довре о приведении того баталиона на верное подданство вашему величеству к присяге и о возвращении Игельстрому по-прежнему в командование 1-й пионерной роты. По прибытии Игельстрома в Брянск и по принятии им роты 24-го числа того декабря собран пионерный баталион; на сборном месте по построении того баталиона в каре баталионный адъютант поручик Голиков прочитал высочайший манифест о вступлении вашего величества на престол; потом, когда начал он читать приложенные при том манифесте акты, нижние чины закричали: «Ура государю цесаревичу Константину Павловичу». Подполковник Обручев, подойдя к ротам, объяснял им манифест и все приложенные при оном акты, и что по оным следует присягать на верное подданство вашему императорскому величеству; но нижние чины повторили означенное восклицание; посему Обручев, вызвав на средину ротных командиров и офицеров того баталиона, приказал им внушить нижним чинам обязанность их и причину восшествия на престол вашего величества; между тем и сам Обручев подошел к 1-й и 3-й ротам для такового же внушения, причем Игельстром объявил ему, что люди все знают, что было читано, но желают иметь яснейшие доказательства в истине ими слышанного; Обручев, чтобы подать собою пример, приступил один к выполнению присяги и вызывал желающих последовать ему, однако роты начали выходить из каре; усмотри сие, Обручев не кончил присяги и приказал ротам отправиться в квартиры свои. По словесному о сем донесению чрез нарочного был начальством командирован в Брянск генерал- майор Вельяминов, который прибыв туда 25-го числа того декабря, призвал к себе ротных командиров и, показав им полученное от его высочества цесаревича предписание, 23* при коем был доставлен манифест с приложенными при оном актами, приказал удостоверить нижних чинов в справедливости требуемой от них присяги, что тогда же было исполнено; и после сего на другой день весь пионерный баталион и принадлежащие к оному понтонная и фурштатская команды в присутствии генерал-майора Вельяминова учинили на верное подданство вашему императорскому величеству присягу в наилучшем порядке.

При начальном изыскании все роты пионерного баталиона объявили, что они и 24-го декабря были готовы учинить присягу, если б офицеры подали им к тому пример; что поручик Вегелин, командуя 3-ю пионерною ротою, уговаривал присягать его высочеству цесаревичу, сказывая сии слова: «Быть может хотят и несправедливо дать присягу вашему императорскому величеству»; сверх того по показаниям нижних чинов открылось, что и капитан Игельстром 23-го декабря, также уговаривая 1-ю пионерную роту не присягать вашему величеству, уверял их, что следует быть государем его высочеству цесаревичу.

Военно-топографические карты Киевской губернии. 1853 г. (Лист 8). 64,8 х 48,5 см. ОРКиР НБ МГУ. 5 Dp 87/fol.

На карте можно видеть местность, по которой двигался восставший Черниговский полк.

Игельстром и Вегелин первоначально противу сих показаний в возмущении баталиона не сознавались; но когда подпоручик Петровский объявил в военном суде как о сем возмущении, так и о бывших между Игельстромом, Вегелином, подпоручиком Гофманом, шляхтичем Рукевичем, разжалованным из чиновников 12-го класса в рядовые Угричич-Требинском и им, Петровским, тайных связях, и что все они, кроме Руке- вича, принадлежат к учрежденному ими в 1823-м году тайному обществу, под названием «Военных друзей», то по изысканию о сем предмете, как имеющем связь с вышеописанным происшествием касательно неучинения пионерным баталионом присяги, признаны военным судом виновными:

1. Капитан Игельстром в том: 1-е, что, принадлежа к означенному тайному обществу, цель коего была якобы просвещение и взаимная помощь, склонил к тому Ве- гелина и Петровского. 2-е, что, умышленно продолжая свою болезнь с сентября месяца по 22-е декабря 1825-го года, имел пребывание в квартире Вегелина, бывая между тем в гостях и на охоте. 3-е, что отлучался от баталиона с возмутительными известиями по предмету неучинения вашему императорскому величеству присяги и делал по сему же предмету распоряжение послать товарищей своих в полки Литовского корпуса; и что в местечке Брянске сам Игельстром возмущал к тому офицеров пионерного баталиона, уверяя их двумя партиями, находившимися якобы в Санкт-Петербурге, после чего ездил он с таковым же намерением в расположение других войск, состоящих под начальством его высочества цесаревича, и склонял рядового Угричич-Требинского возмущать офицеров баталиона Белостокского пехотного полка, занимавшего караулы в Белостоке. 4-е, что, получа от начальника штаба Литовского отдельного корпуса к подполковнику Обручеву конверт с повелением о приведении пионерного баталиона к присяге и имея приказание ехать поспешнее, никуда не заезжать и никому о присяге и о конверте не говорить, не исполнил сего, ибо, не выезжая еще из Белостока, зашел к содержавшемуся на гауптвахте рядовому Угричич-Требинскому, уверял его и караульного офицера о присяге и просил Требинского уговаривать офицеров не присягать, сверх того посылал подпоручика Петровского к поручику Вегелину, чтобы также уговорил 3-ю пионерную роту к неучинению присяги, и при проезде своем чрез город Бельск возмущал к тому офицеров Самогитского гренадерского полка, а по прибытии в Брянск Игельстром, быв послан подполковником Обручевым в Бельск к генерал-майору Буйвиду, дабы узнать от него порядок, наблюдаемый при приведении войск к присяге, объявлял ему возмутительное известие, якобы Брестский и Белостокский пехотные полки не присягнули; а когда Буйвидом был от сего удержан, то по выходе от него покушался на возмущение офицеров Самогитского гренадерского полка, 5-е, что по возвращении из Вельска в Брянск употреблял Игельстром все средства к возмущению офицеров и нижних чинов пионерного баталиона не присягать вашему императорскому величеству, а присягать его высочеству цесаревичу; потом, приняв в командование 1-ю пионерную роту, убедил нижних чинов к тому же, уверяя: «Что его высочество, ежели ему только присягнуть, убавит срок службы и определит жалованье по примеру Польских войск»; приведя сими уверениями офицеров и нижних чинов в нерешительность принять присягу, поутру 24-го декабря не только сам Игельстром оказал упрямство и неповиновение против манифеста и повеления начальства, но даже возмутил весь баталион к неповиновению и неоднократному неуместному восклицанию: «Ура императору Константину» и оказал притом противу баталионного командира дерзость, произнося, что не позволит самому ему в присутствии баталиона присягать и что в противном случае опрокинет налой; после сего с восклицанием «ура» повел свою роту из состава каре без всякого на то приказания; и когда все роты разошлись и некоторые офицеры собрались в квартиру баталионного казначея, Игельстром по приходе туда радовался своему успеху, благодаря некоторых офицеров за содействие, которое они при том происшествии оказали, и уверяя их, что и впредь не должны они присягать, пока для удостоверения не покажут собственноручной подписи его императорского высочества цесаревича в отречении его; затем Игельстром, пользуясь молодостью и неопытностью прапорщика Воеховича, отправлявшегося по своим делам в Вельск, поручил ему известить офицеров Самогитского гренадерского полка, что баталион не учинил присяги, и намерен был послать юнкера Кондратовича с таковым же известием в Несвижский карабинерный полк, но когда Кондратович от того отказался, подпоручик Петровский дал знать о сем Гоф- ману чрез унтер-офицера Колаковского; после сам Игельстром с поручиком Вегелином поехал от своей роты тайно в Белосток в надежде найти там подговоренным баталион Белостокского пехотного полка и с намерением послать возмутить Луцкий гренадерский полк; а по приезде зашел Игельстром на гауптвахту к Требинскому, уведомил его, равно дежурного по караулам и караульного офицера о неучинении присяги; потом, будучи в Вельске, возмущал опять к непринятию присяги офицеров и, не видя в предпринятом намерении успеха, решился уговорить роту к учинению присяги и сам таковую выполнил; напоследок покушался еще некоторых нижних чинов 1-й пионерной роты приглашать к освобождению из-под ареста Вегелина и Воеховича, которые 26-го декабря были уже взяты под оный. 6-е, что ложные и разнообразные делал Игельстром пред судом показания и что тайные и противузаконные имел он сношения во время нахождения под судом и арестом с подсудимыми Рукевичем и Требинским, также оказал упрямство и учинил дерзкие ответы противу суда, буйственный поступок противу приставленного к подсудимым для внутреннего присмотра унтер-офицера и непозволительный выход из-под стражи в жандармской шинели.
2. Поручик Вегелин: в принадлежности к тому же тайному обществу, в склонении в оное подпоручика Петровского и Самогитского гренадерского полка поручика Пац-Помарнацкого [1], в равном с Игельстромом возмущении пионерного баталиона к неучи- нению присяги, содействуя во всех намерениях его во время приведения баталиона к присяге 24-го декабря; в упрямстве и неповиновении против манифеста и повеления начальства, в уверении с Игельстромом некоторых офицеров, что и впредь не должны они присягать, доколе не покажут им собственноручной подписи его императорского высочества цесаревича об отречении от наследия; в непозволительной и тайной отлучке от роты вместе с Игельстромом в Белосток и в Бельск, где с Игельстромом тоже уговаривал офицеров Самогитского гренадерского полка к неучинению присяги; в подтверждении 3-й пионерной и саперной ротам быть твердыми в своих намерениях и не присягать, хотя бы и генерал их к тому принуждал; и в разных ложных пред судом показаниях.
3. Подпоручик Петровский: в принадлежности к вышеозначенному тайному обществу и в том, что, быв он известен о намерении Игельстрома не присягать, еще прежде получения по предмету тому повеления не донес о сем начальству, а по получении повеления о присяге согласен был с намерением Игельстрома и даже, содействуя ему и Вегелину к возмущению баталиона на неучинение присяги, склонял к тому подпоручиков Вильканца и Гофмана; а после неучинения присяги с согласия Игельстрома и Веге- лина поехал в деревню на свою квартиру и послал оттоль унтер-офицера Колаковского с известием о том к Гофману; сверх сего в ложных при начальном исследовании показаниях об означенном происшествии, в чем, однако, Петровский раскаялся и после первый учинил во всем признание.
4. Прапорщик Воехович: что он, не принадлежа к тайному обществу, знал о вредном намерении Игельстрома, Вегелина и Петровского к возмущению баталиона, ибо был ими к тому подговариваем, а при собрании для присяги не решился приступить к оной, обще с прочими офицерами; после чего при отъезде в Вельск по своим надобностям, когда поручил ему Игельстром известить офицеров Самогитского гренадерского полка о неучиненной пионерным баталионом присяге, он, Воехович, по молодости и неопытности своей сказал о сем некоторым офицерам и, дабы узнать на таковой предмет мнение начальства их, явясь к генерал-майору Феншу и объявя ему о сем, получил в ответ охуждение поступка их и по приказанию его тотчас выехал из Вельска в Брянск и совершенно раскаялся в своем необдуманном поступке; однако по прибытии в Брянск не донес о сем баталионному командиру.
5. Подпоручик Гофман в том: 1-е, что по предложению шляхтича Рукевича, составя между офицерами вышепоказанное Общество Военных друзей и учредя из членов оного Комитет, был в оном начальником, приготовлял ко вступлению в сие общество поручика Вильканца и еще с общего согласия членов Комитета содействовал в распространении Общества рядовому Угричич-Требинскому. 2-е, что, будучи 22-го и 23-го декабря 1825-го года в селении Завыках у Рукевича и в деревне Филиппах у Вегелина, слышал от Петровского о намерении его и Игельстрома не принимать присяги; к чему и он, Гофман, был склоняем Петровским и Вегелином, на что, хотя он и не согласился, но не донес о сем начальству и просил Петровского о последствиях, что случится в бата- лионе, дать ему знать; сверх сего знал, что Игельстром поехал возмущать к тому офицеров Самогитского гренадерского полка. 3-е, что участвовал в сокрытии истины об утаиваемом сестрою Рукевича девицею Ксавериею, принятом ею от крепостного Игельстрома человека Паршева сундучке с бумагами, Игельстрому принадлежавшими; что склонял Паршева к ложным по тому предмету показаниям в бытность в карауле на гауптвахте, где Паршев содержался, давая притом деньги Паршеву и бывшим при нем конвойным Несвижского карабинерного полка рядовым Белоконеву и Аксенюку, чтобы сии последние о том никому не объявляли; и что противузаконно наклонял поручика Вильканца уговорить Белоконева, ежели потребуют его по случаю сему в Белосток, не признаваться; притом делал Гофман и ложные пред судом показания.
6. Поручик Вильканец: что в бытность его вместе с Гофманом у Рукевича и Вегелина слышал разговор о намерении пионерных офицеров не принимать присяги; а хотя не был он, Вильканец, на сие согласен с ними, но, не донеся об оном начальству, участвовал в сокрытии вредного и противузаконного поступка Гофмана, уговаривая рядового Белоконева не открывать бытности Гофмана на гауптвахте у Паршева; и что сделал упрямство и дерзкие поступки против суда и учинил ложные показания; а по прочтении выписки из дела по упрямству не подписал оной и из-под ареста чрез сделанное самим им отверстие в потолке комнаты бежал якобы для принесения начальству жалобы на несправедливость суда.
7. Рядовой Ананий Угричич-Требинский в том: 1-е, что принадлежал он к вышеозначенному тайному обществу, в которое по поручению Комитета принял добровольно молодых людей, а именно: коллежского регистратора Гриневицкого, канцеляриста Вронского, шляхтичей Высоцкого и Феликса Ордынского, составя из них общество 2-й степени под названием согласия; а будучи сам начальником оного, присоединил к себе еще и существовавшее между учениками белостокской гимназии общество Зорин, стараясь между тем распространять оное, на каковой предмет посылал в местечко Свислочь шляхтича Высоцкого, дабы присоединить существовавшее там общество между учениками свислочской гимназии. 2-е, что совершенно знал о вредных насчет присяги намерениях Игельстрома, Вегелина и Петровского, содействуя притом в предприятиях их и давая записки Игельстрому и Петровскому о именах тех офицеров, которых могли они скорее уговорить к неучинению присяги, и что имел поручение от Игельстрома склонить к тому офицеров Белостокского пехотного полка. 3-е, что по взятии Игельстрома и Вегелина под арест и по предании их суду употреблял разные средства к сокрытию поступков по существованию обществ и по другим предметам, в чем первоначально делал Требинский пред судом ложные показания, однако впоследствии, раскаявшись, не только учинил во всем признание, но даже содействовал Комиссии военного суда к открытию преступлений прочих лиц.
8. Шляхтич Михаил Рукевич: в том, что был он побудительною причиною поселившейся мысли в капитане Игельстроме, подпоручике Гофмане и рядовом Требинском к заведению и усовершенствованию между военными офицерами тайных обществ, содействуя им своими советами к распространению таковых, но не принадлежа к оным сам лично, управлял ими; что в половине декабря 1825 года за десять дней до получения о присяге повеления поселил мысль в Игельстроме к возмущению части войск Литовского отдельного корпуса на неучинение верноподданнической присяги, для чего советовал Игельстрому послать в полки своих товарищей; когда же получено было повеление о приведении войск к сей присяге, то 22-го числа декабря, узнав от подпоручика Петровского о намерении его, равно и Игельстрома, не присягать, не истребил в Петровском сей мысли и не донес о том начальству. 3-е, что противу показания крепостного человека Паршева, хотя Рукевич не учинил признания в знании о привезенных Паршевым после ареста Игельстрома бумагах и книгах, принадлежавших Игельстрому и Вегелину и принятых от него сестрою Рукевича, девицею Ксавериею, которые после сам он, Рукевич, пересматривал; однако остается он по сему предмету в сильном подозрении, ибо делал Паршеву разные наставления к ложным показаниям и снабжал его деньгами; в прочем не только противу показания Паршева, но и во всем противу ответов Игельстрома, Гофмана, Петровского и Требинского, также и на очных со всеми ими, кроме Игельстрома, ставках Рукевич не учинил признания. Сверх того по собственному Рукевича признанию и по имеющимся в деле доказательствам виновен он в тайных и противузаконных во время нахождения его под судом и арестом сношениях с подсудимыми, на которые после открытия первых с ними сношений и даже после дачи очных ставок еще Рукевич покушался несколько раз посредством окон, а при воспрещениях оказывал грубости не только часовым, но и дежурным офицерам, чем дал полное право удостовериться в преступлениях его, Рукевича, ибо таковыми сношениями мог он искать случая убедить подсудимых к отмене своих показаний.

Притом все вышепоименованные подсудимые, кроме прапорщика Воеховича и рядового Требинского, виновны в противузаконных тайных и подозрительных пред самым получением повеления о присяге собраниях, и именно: декабря 19-го в селении Завыках у Рукевича, 20-го в Белостоке, 21-го и 22-го также в Завыках у Рукевича.

9. Коллежский регистратор Гриневицкий, канцелярист Вронский, шляхтичи Феликс Ордынский, Иван Высоцкий и ученик Карл Ордынский оказались виновными в принадлежности их к тайным обществам, составленным по желанию их рядовым Угричич- Требинским, будто бы с целью просвещения и взаимной помощи, к распространению которого все они, кроме двух Ордынских, содействовали Требинскому и посылали Высоцкого в Свислочь для присоединения к своему обществу такового же, существовавшего там между учениками. Из них Гриневицкий, Вронский и Карл Ордынский уличены в тайных и противузаконных сношениях с Игельстромом, Рукевичем и Требин- ским во время нахождения их под судом и арестом, чем старались скрыть существование между ними открытого Требинским тайного общества и затмить истину. Сверх сего виновны все они в ложных пред судом показаниях, а Карл Ордынский в ложном оклеветании жандарма Афанасия Тарасова, через которого якобы имел он с Руке- вичем сношения; Феликс же Ордынский, как уличал его крепостной Игельстрома человек Паршев, в участии с Рукевичем и сестрою его Ксавериею к сокрытию бумаг и книг, принадлежавших Игельстрому, и в склонении Паршева к ложным по тому предмету показаниям, в чем Феликс Ордынский, хотя не признался, и со стороны Паршева не доказан, однако сам он, Феликс, показал, что несколько раз давал Паршеву деньги в то время, когда уже Игельстром находился под арестом, что не без причины делал Феликс; да и во время нахождения под судом Вегелина покушался он к тайному и противу- законному с ним сношению.

Прикосновенные к сему делу оказались виновными:

Литовского пионерного баталиона капитан барон Розен 1-й, адъютант поручик Голиков, казначей поручик Сосновский, поручик Ранчковский, подпоручик Буняковский, прапорщик Зенченко и штаб-лекарь Крониковский в том, что в половине декабря 1825 года, за десять дней до случившегося в баталионе происшествия, слыша они от Игельстрома возмутительные рассказы о двух партиях в Санкт-Петербурге, не донесли о сем тогда же начальству; и что все они, равно капитан Малафеев и прапорщик Масловский, накануне еще приведения баталиона к присяге, также услыша от Игельстрома, Вегелина и Петровского насчет присяги вредные их намерения и зная, что они не намерены присягать, также не донесли баталионному командиру; а хотя Малафеев и сказал ввечеру о таковом намерении адъютанту Голикову, но и сей в свое время не донес о том, а поутру, когда уже роты сводились на назначенное место к присяге, по настаиванию Малафеева, видя подходившего к баталиону баталионного командира, объявил ему, что 1-я и 3-я пионерные роты не намерены присягать; когда же был прочтен манифест с приложениями, и Игельстром с Вегелиным оказали упрямство и явное неповиновение, то по вызову баталионного командира желающих с ним присягать никто из них не вышел, и как они, так и поручики Гольц, Огиевский и прапорщики Збруев и Евреинов оказали свою нерешимость учинить присягу в то время, когда баталионный командир сам приступал к оной и подавал собою пример, тем самым привели в нерешимость и всех нижних чинов. Поручик же Огиевский и прапорщик Збруев без позволения отлучились от своей роты в гости после означенного происшествия.

3-й пионерной роты фельдфебель Крумм и юнкер Кондратович, что знали о намерении — первый Вегелина, а последний Игельстрома; поелику были склоняемы ими к возмущению нижних чинов не присягать, что из них Крумм предоставил самому Веге- лину уговаривать роту, что при приведении баталиона к присяге оказали оба они вместе с прочими нижними чинами нерешимость приступить к присяге; и что Кондратович после происшествия был посылай Игельстромом с запискою для извещения Гофмана о случившемся в баталионе; от чего хотя Кондратович и отказался, однако как он, так и Крумм, не донесли о всем том баталионному командиру.

Унтер-офицер Цезарь Колаковский, что, кроме оказанной им нерешимости присягать, ездил по поручению Петровского с письмом к помещику Левицкому дать знать находившемуся у него подпоручику Гофману о неучинении баталионом присяги и рассказывал о том всем бывшим у Левицкого гостям.

Унтер-офицер Александр Линьков, что при отправлении его в Белосток с крепостным человеком Паршевым, имея приказание от баталионного командира никуда с ним не заезжать и ни с кем не позволять ему говорить, допустил Паршева зайти в дом Рукевича и говорить с Феликсом Ордынским.

Командир Литовского пионерного баталиона подполковник Обручев в том, что, по- луча 22-го декабря повеление о приведении того баталиона к присяге, обязан был по прибытии в баталионную квартиру рот 23-го числа предварительно собрать к себе всех ротных командиров и офицеров и, удостоверив их повелением и манифестом, приказать им объяснить первоначально нижним чинам причины восшествия на престол вашего императорского величества, чем самым вывел бы их из недоразумения, которое могли они иметь из того, что таможенная стража, вблизи баталиона на границе расположенная, незадолго пред тем учинила присягу его высочеству цесаревичу; но, напротив того, они, прибыв в Брянск, до самого начатия чтения им манифеста и приложенных при оном актов почти не знали, зачем требованы и кому точно должны присягать, а если бы Обручев учинил таковое распоряжение, то, верно бы, и возмущения Игельстрома и Вегелина на них не столько подействовали; сверх сего Обручев 24-го числа, когда баталион был собран на назначенное место, подходя к оному, получил от адъютанта Голикова донесение, что 1-я и 3-я пионерные роты не намерены присягать, не сделал должного распоряжения и, не исследовав о том на месте, приступил к приведению баталиона к присяге, а видя, что Игельстром и Вегелин, оказывая упрямство и даже грубости, выходили из повиновения его, не прекратил сего тотчас по предоставленной ему законами власти, чрез что не только Игельстром и Вегелин со своими ротами, но и все ротные командиры и офицеры с ротами без позволения его, Обручева, не учиня присяги, разошлись из каре по квартирам; после чего сам Обручев, видя таковой беспорядок и оказанное неповиновение, позволил некоторым офицерам уехать от своих мест в гости, а некоторые чрез послабление его и сами отлучились от своих мест; Игельстром же и Вегелин, пользуясь слабостью своего начальника, тайно отправились в Белосток для приведения противузаконных своих намерений в исполнение.

Крепостной человек Игельстрома Павел Паршев, что не открыл при первоначальном розыскании о бумагах, принадлежавших Игельстрому и Вегелину, отвезенных им тайно по приказанию Игельстрома в селение Завыки и отданных сестре Рукевича девице Ксаверии, однако сие учинил Паршев из боязни мщения от своего господина по наставлениям Игельстрома, Рукевича, сестры его, Феликса Ордынского, рядового Требинского и подпоручика Гофмана, и хотя делал Паршев разные пред судом ложные по сему предмету показания, но о бумагах при первом допросе сознался, а после Комиссия имела даже через него случай открыть и самую истину; сверх того Паршев виновен в противузаконном наклонении жандарма Лукьянчука и Литовского пионерного батальона унтер-офицера Линькова нарушить приказания начальства, ибо они, препровождая Паршева, первый из Белостока в Брянск, а последний из Брянска в Белосток, допустили его видеться с прикосновенными к сему делу лицами [2]. . .

Сестра шляхтича Рукевича девица Ксаверия [Рукевич]: в сокрытии и сожжении вышеозначенных бумаг, принадлежавших Игельстрому и Вегелину, в разных ложных по сему предмету показаниях, в противузаконном наклонении Паршева к ложным же показаниям.

Сестра ее девица Корнелия [Рукевич]: в том, что, находясь у дяди своего в Гродненской губернии с ноября 1825-го до февраля 1826 года, совершенно не могла знать ни о каких поступках брата и сестры своей и шляхтича Феликса Ордынского, но ложно перед судом утверждала так, как бы она при всем том сама находилась [3].

Самогитского гренадерского полка поручик Строковский, хотя не признался, что знал о привезенных Паршевым тайно в Завыки и принятых от него девицею Ксавериею бумагах, однако, по уверению Паршева на очных с ним ставках, остается Строковский в сильном по сему предмету подозрении, ибо он сначала ни в чем не признавался, а потом на очной ставке показал, что вместе с Феликсом Ордынским, оставив Ксаверию в доме, был якобы на охоте и заходил в квартиру Игельстрома тогда, как Паршев увез оттоль в Завыки бумаги.

Несвижского карабинерного полка рядовые Филипп Аксенюк и Осип Белоконев виновны в том: первый, что, будучи в карауле 27-го генваря 1826 года на гауптвахте, позволил бывшему тогда караульным офицером подпоручику Гофману говорить с Паршевым и получил от Гофмана три польских гроша за то, чтобы никому о разговорах его не сказывал; а последний, находясь для внутреннего присмотра за Паршевым во время содержания его под арестом на гауптвахте, допустил также Г офмана говорить с Паршевым о противузаконном сего последнего наклонении к ложным показаниям и получил от Гофмана пятнадцать польских грошей за то, чтобы никому не объявлял.

Полевой жандармской команды жандарм Афанасий Тарасов, хотя и остается в подозрении по предмету содействования Рукевичу к тайным и противузаконным сношениям с посторонними лицами, однако при исследовании открылось, что подсудимые имели сношения без содействия жандармов, ибо Комиссия военного суда сама удостоверилась, что не было им в том нужды; если же Тарасов и сделал против приказания начальства упущение, то и в сем случае заслуживает уважения то, что, находясь один он долгое время бессменно при Рукевиче, не мог во всякое время всего происходившего между подсудимыми видеть.

Находившийся в доме Рукевича за лакея Францышек Вашкевич виновен в ложном оклеветании жандарма Тарасова, якобы способствовал он ему к передаче от Рукевича тайно записки.

К чему судом приговорены и что по мнениям начальствующих полагается.

Военный суд, соображаясь с законами, приговорил:

капитана Игельстрома, поручика Вегелина и подпоручика Петровского, лишив чинов и дворянского достоинства, повесить;

шляхтича Михаила Рукевича, лишив дворянского достоинства, казнить смертию;

подпоручика Гофмана лишить чинов и дворянского достоинства, потом его, равно и рядового Угричич-Требинского, казнить смертию;

коллежского регистратора Гриневицкого и канцеляриста Вронского лишить чинов, потом их, равно шляхтичей Феликса и Карла Ордынских и Ивана Высоцкого, лишить дворянства и живота;

поручика Вильканца и прапорщика Воеховича, лишив чинов и дворянства, казнить смертию;

командиру же Литовского пионерного баталиона подполковнику Обручеву и прочим, оказавшимся прикосновенными к сему делу офицерам и разного звания людям, военный суд, как они не подлежат суждению оного, не определяя наказаний, предоставлял на рассмотрение вышнего начальства;

издержанные по сему делу разными чиновниками из комиссариатской суммы на прогоны 739 руб. 33¹ /₄ коп. и на канцелярские материалы 224 руб. 66 коп. взыскать с виновных.

Бывший командир Литовского отдельного корпуса генерал-от-инфантерии Довре, принимая во уважение:

1-oe, что капитан Игельстром и поручик Вегелин, узнав о кончине блаженныя памяти государя императора Александра Павловича, заключили, что на основании коренных законов должен вступить на престол законный наследник его императорское высочество цесаревич;

2-е, что сие предположение их подтвердилось учинением присяги его высочеству пограничною стражею, вблизи пионерного баталиона расположенною;

3-е, что доходившие до них слухи об отречении его высочества от престола и о вступлении на оный вашего императорского величества породили в них недоумение в сем деле;

4-е, что, по собрании всех рот в баталионную квартиру, не было сказано им баталионным командиром о причине собрания оных и не предъявлено повеления начальства о приведении к присяге и манифеста со всеми приложениями;

5-е, что когда баталион оказал нерешимость к принятию присяги, баталионный командир не был столько тверд и решителен, дабы принудить баталион к оной, но напротив сам он, как бы колеблясь, приглашал только желающих с ним присягать, а приступив к присяге, не кончил оной, чем более увеличил сомнения в справедливости документов; и

6-е, что по делу не открыто, чтобы Общество, существовавшее между Игельстромом, Вегелином и прочими, имело вредную цель для правительства, мнением полагает: Игельстрома и Вегелина, лишив чинов, выдержать в крепости в каземате, первого пять лет, а последнего три года, потом определить рядовыми без выслуги в дальние гарнизоны; подпоручика Петровского, по уважению молодых лет, всегда хорошего поведения, усердной службы и чистосердечного раскаяния, каковое он первый учинил признанием пред судом, во всем ему известном, равно и того, что он Игельстромом и Вегелином вовлечен в означенный поступок, лишив чинов, выдержать в крепости в каземате один год и определить рядовым в армейские полки; прапорщика Воеховича, по уважению молодых лет, неопытности и чистосердечного раскаяния перед судом, лишив чинов, написать в рядовые до выслуги, с определением в армейские полки; подпоручика Гофмана, лиша чинов, выдержать в крепости в каземате два года и определить рядовым без выслуги в дальние гарнизоны; поручика Вильканца, лиша чинов, выдержать в крепости один год и определить рядовым в армейские полки; рядового Угричич-Требинского, по уважению чистосердечного раскаяния и признания пред судом обо всем ему известном, чем дал средства к раскрытию дела и скорейшему окончанию оного, сослать в крепостную работу на четыре года, потом определить на службу, к какой годным окажется; участь подсудимых гражданского ведомства лиц, как то: коллежского регистратора Гриневицкого, канцеляриста Вронского, шляхтичей Рукевича, Ордынских и Высоцкого предоставлял на рассмотрение вышнего начальства; во уважение же усердной службы и хорошего поведения прикосновенных к сему делу Литовского пионерного баталиона капитанов Малафеева, барона Розена 1-го и казначея поручика Сосновского выдержать в крепости по полугоду, потом выписать теми же чинами в армейские полки; поручиков Ранчковского, Гольца, подпоручика Буняковского, прапорщиков Зенченка и Масловского распределить теми же чинами в армейские полки; адъютанта поручика Голикова, как более виновного, выдержав в крепости один год, определить тем же чином в дальние гарнизоны; поручика Огиевского, прапорщиков Збруева и Евреинова, выдержав в крепости по три месяца, оставить по-прежнему на службе в Литовском пионерном баталионе; штаб-лекаря Крониковского, как находившегося во время происшествия за фронтом и не могшего слышать за бывшим сильным ветром приглашения баталион- ного командира приступить к присяге, оставить без всякого взыскания; юнкера Кондратовича, унтер-офицеров Колаковского и Линькова разжаловать в рядовые с оставлением в том же баталионе; рядовых Аксенюка и Белоконева наказать по рассмотрению командира Несвижского карабинерного полка; отставного солдата Францышка Вашкевича выдержать в тюрьме три месяца; фельдфебеля Крумма и унтер-офицера Милевского во уважение того, что когда Крумм был склоняем Вегелином уговаривать роту к неучинению присяги, не знал, кому точно должно было присягать, что после того, отдавая приказание унтер-офицерам и ефрейторам, сказал им о намерении Вегелина, предупреждая, чтобы они были осторожны до того времени, пока будет объявлено баталионным командиром, кому точно присягать, что поутру 24-го числа о подговоре Вегелином роты, хотя узнал он, Крумм, прийдя к оной, бывшей уже в составе каре, однако не знал и тогда, кому точно должно присягать, и что, быв подчинен он Вегелину, почитал приказание его справедливым и потому до совершенного удостоверения в противном не смел доносить, но исполнил сие по прибытии во второй раз в Брянск с ротою, а Милевский, хотя узнал от ефрейтора Кравченко, что Игельстром приказал Кравченке уговаривать нижних чинов 1-й пионерной роты не присягать; однако также не имел настоящего сведения, кому точно должно присягать, и не почитал обязанностью доносить о слышанном от ефрейтора, оставить без всякого взыскания на службе в том же баталионе; Павла Паршева, во уважение того, что, будучи он крепостным человеком Игельстрома и не зная воинских уставов, ни важности преступления своего господина, а почитая себя во власти его и боясь наказания, слепо исполнял все приказания его и, отвезя вещи и бумаги в Завыки, не смел о том никому открыть, по объявлении же ему преступления Игельстрома не только он во всем признался, но и других побуждал к признанию, освободить без наказания и отправить в город Новогрудок к помещику его, генерал-майору Игельстрому; девице Ксаверии Рукевичевой, которая, будучи устрашена арестом и преданием суду родного брата своего Рукевича и жениха сестры ее Игельстрома, не знала о сущности связи их, ни о важности преступления, притом, увлеченная чувствами родства и быв по молодости лет неопытна и несведуща в законах, желала спасти их сокрытием бумаг, доставленных к ней от Игельстрома, которые якобы сожжены ею от боязни увеличить вину их, чем самым впала она в преступление, за которое содержится уже под строгим арестом в Белостокском девичьем монастыре с 29-го апреля 1826 года, вменить сей арест в наказание; сестру ее, девицу Корнелию Рукевичеву, которая, не быв преступницею, увлечена также родством брата своего Рукевича и жениха ее Игельстрома и по молодости и неопытности своей, желая спасти их, посвидетельствовала пред судом в пользу их ложно, выдержать под арестом в монастыре один месяц; подпоручика Строковского, на которого упадает сильное подозрение в знании о бумагах Игельстрома, привезенных тайно Паршевым в селение Завыки и принятых от него девицею Ксаверию Рукевичевою, оставить на замечании и иметь за поведением и поступками его, Строковского, строгое наблюдение, как и ныне сие исполняется; жандарма Тарасова, сделавшего противу приказания начальства упущение в слабом наблюдении за Рукевичем, принимая во уважение, что находясь он при Рукевиче долго бессменно, не мог во всякое время примечать происходившего между подсудимыми, от всякого взыскания освободить; употребленные по сему делу из казны на прогоны и канцелярские материалы 963 руб. 99'/₄ коп. взыскать на пополнение казны: с подполковника Обручева 400 руб., с капитанов Малафеева и барона Розена по 100 руб., с поручиков Голикова, Сосновского по 75 руб., Ранчковского 27 руб. 99'/₄ коп., Гольца, Огиевского, с прапорщиков Збруева и Евреинова по 27 руб., с подпоручика Буняковского и прапорщиков Зенченка и Масловского по 26 руб. с каждого.

Заключение Его Императорского Высочества Цесаревича:

Главнокомандующий Литовским отдельным корпусом его императорское высочество цесаревич, повергая дело сие, как заключающее в себе государственное преступление, на высочайшее вашего императорского величества благосоизволение, присовокупляет со стороны своей следующее заключение: как преступления капитана Игельстрома и поручика Вегелина, имевших намерение возмутить пионерный баталион и другие части войск, суть в равной степени с теми, которых допустились государственные преступники Муравьев-Апостол и Бестужев-Рюмин, то заслуживают они и равномерное с ними наказание; но ежели вашему величеству благоугодно будет даровать им жизнь, в таком случае его высочество полагал бы, лиша их чинов и дворянского достоинства, переломить, чрез палача, над головами их шпаги и сослать обоих в каторжную работу на двадцать лет, по прошествии же оных оставить в Сибири на поселении; подпоручика Петровского и прапорщика Воеховича, впавших в преступление по молодости и неопытности и совершенно в том раскаявшихся, равно поручика Вильканца и подпоручика Гофмана, знавших о преступных намерениях Игельстрома, Вегелина и Петровского, но не донесших и виновных в других законопротивных поступках, лиша чинов и дворянского достоинства, написать до выслуги в рядовые и отправить на службу в Грузию; рядового Угричича-Требинского, разделявшего преступнические намерения Игельстрома и Вегелина, но не действовавшего, как по сему, так и во уважение чистосердечного раскаяния и что он обнаружением подробностей доставил суду средства к раскрытию всех обстоятельств дела и скорейшему окончанию оного, сослать в крепостную работу на пять лет и потом употребить на службу, к какой годным окажется; шляхтича Рукевича, который поселил в Игельстроме возмутительные мысли и участвовал во всех законопреступных его намерениях, но не действовал, лиша дворянского достоинства и переломив чрез палача над головою его шпагу, сослать в каторжную работу на пятнадцать лет, а по прошествии оных оставить в Сибири на поселении; коллежского регистратора Гриневицкого, канцеляриста Вронского, шляхтичей Феликса и Карла Ордынских и Ивана Высоцкого, лиша первых двух чинов, всех же вообще дворянского достоинства, сослать в дальние крепости в крепостную работу на десять лет, а потом в Сибирь на поселение; подполковнику Обручеву, во уважение того, что он, как из отличнейших, был назначен вашим императорским величеством к командованию Литовским пионерным баталионом, находясь прежде командиром роты вашего величества лейб-гвардии в Саперном баталионе, равно в таковом же уважении к настоящей его отличной службе и к тому, что он во время столь неожиданного в баталионе происшествия и возникшего смятения при всех хороших намерениях его потерялся и по неопытности своей сам не знал, что следовало предпринять, сделать строжайший выговор, с подтверждением, дабы впредь был осторожнее, причем взыскать с него на пополнение казны все по сему делу издержки, на прогоны и на производство оного употребления, всего 963 руб. 99¹ /₄ коп., внеся таковой штраф в формулярный его список; капитанов барона Розена 1-го и Малафеева, поручиков Огиевского 2-го, Сосновского, Гольца, Голикова и Ранчковского, подпоручика Буняковского, прапорщиков Масловского, Зенченка, Збруева и Евреинова и штаб-лекаря Крониковского по уважению того, что они при неожиданном происшествии потерялись и по неопытности не знали, что делать, оставить по-прежнему на службе, без дальнейшего взыскания, но при том, как Малафеев, слышав накануне происшествия от Игельстрома и Вегелина насчет присяги возмутительные суждения, не донес об оном баталионному командиру, а сказал только баталионному адъютанту Голикову, который также умолчал о сем и сделал донесение на другой день в то время, когда баталионный командир подходил к фронту баталиона, то за сие арестовать их: Малафеева — на месяц, а Голикова — на шесть недель с содержанием на гауптвахте; унтер-офицера Милевского, юнкера Кондратовича и фельдфебеля Крумма, которые, хотя знали о вредных намерениях Игельстрома и Вегелина, но оных не разделяли и ни в чем им не содействовали, освободить от наказания и оставить по-прежнему на службе в том же баталионе; унтер-офицеров Колаковского и Аинькова разжаловать в рядовые и оставить на службе в том же баталионе; рядовых Аксенюка и Белоконева, лишив имеющихся у них на левых рукавах нашивок, наказать по рассмотрению полкового командира и выписать на службу в полки Литовского отдельного корпуса; сестер Рукевича Ксаверию и Корнелию, из коих первая скрыла бумаги Игельстрома и потом, как сама созналась, оные сожгла, делая перед судом разнообразные и ложные показания; а последняя тоже виновна в ложных пред судом показаниях, поелику поступки их суть по законам разрушающие дворянское достоинство, лишив оного, сослать в Сибирь на поселение; крепостного человека Игельстрома Павла Паршева, во уважение чистосердечного во всем признания, когда объявлена ему была важность преступлений его господина, освободить от всякой ответственности и отправить к отцу Игельстрома; отставного из прежних Польских войск рядового Вашкевича определить на службу в дальние гарнизоны; подпоручика Строковского, навлекшего на себя запирательством своим некоторое подозрение в знании о сокрытых в доме Рукевича бумагах Игельстрома, оставить на замечании и продолжать иметь за поведением его строгое наблюдение; жандарма Тарасова, как невинно оклеветанного, освободить от всякого взыскания.

Высочайшая конфирмация

На подлинной выписке рукою г[осподина] товарища начальника Главного штаба его императорского величества написано: «Высочайше повелено исполнить по мнению его высочества цесаревича с следующими только отменами:

1-е, капитана Игельстрома и поручика Вегелина сослать в каторжную работу вместо 20-ти на 10-ть лет и потом оставить в Сибири на поселении;

2-е, поручика Вильканца, подпоручиков Петровского и Гофмана и прапорщика Воеховича, до отправления в Грузию, выдержать в крепостях 6-ть месяцев.

3-е, шляхтича Рукевича сослать в каторжную работу, вместо 15-ти на 10 лет и потом оставить в Сибири на поселении;

4-е, коллежского регистратора Гриневицкого, канцеляриста Вронского, шляхтичей Феликса и Карла Ордынских и Ивана Высоцкого сослать в крепостную работу вместо 10-ти на 5-ть лет и потом в Сибирь на поселение;

5-е, сестер шляхтича Рукевича Ксаверию и Корнелию вместо определяемого им его высочеством наказания содержать в монастыре — Ксаверию один год, а Корнелию — шесть месяцев.

Сверх сего государь император, замечая по сему делу слабый присмотр за подсудимыми во время содержания их под арестом, изволит быть уверенным, что его императорское высочество сделал уже с кого следует надлежащее за сие взыскание. 15 апреля».

О приведении сей высочайшей конфирмации в должное исполнение, от 2-го мая сего 1827 г. под № 1096-м, сообщено его императорскому высочеству цесаревичу и уведомлен о сей конфирмации г [осподин] министр юстиции. Начальник отделения Марченко.

Примечания:

[1] Пац-Помарнацкий в 1826-м году по высочайшей утвержденной конфирмации его высочества цесаревича лишен чинов и дворянства и написан в рядовые. (Примеч. док.).

[2] Жандарм Лукьянчук за сей поступок по конфирмации начальства наказан шпицрутенами и выписан в пехотные полки. (Примеч. док.).

[3] Девица Корнелия показывала о том только, что Ордынский по просьбе ее и сестры ее пошел к адъютанту Войцеху узнать от него, не можно ли попросить позволения у генерала советоваться с братом их насчет хозяйства, и что точно знает она, что никаких партий не было, ибо пред нею Игельстром ничего тайного не имел. (Примеч. док.).

Рассказ о восстании Черниговского полка, записанный в Сибири декабристом Ф.Ф. Вадковским со слов декабристов-участников восстания. Государственный архив Российской Федерации. Ф. 279. Оп. 1. Д. 328. Л. 1, 5 Копия рукой декабриста И.Д. Якушкина.
«Рассказ этот был записан Ватковским со слов Соловьева, Быстрицкого и Мозалевского. 1825 года, декабря 23-го Сергей Муравьев-Апостол из местечка Киевской губерн[ии] Василькова с братом своим Матвеем отправились в Житомир. Дела тайного общества (a) требовали свиданий его с командирами гусарских полков Ахтырского и Александрийского Артамоном и Александром Муравьевыми, после чего он намерен был проехать в 8-ю пехотную дивизию. (b) От брата своего Ипполита (с) он получил с эстафетом известия из Москвы о событиях, случившихся в Петербурге 14-го декабря. В Черниговском полку сии происшествия сделались известными посредством Мих[аила] Бестужева-Рюмина прежде официального об оных объявления. 25-го декабря С. Муравьев обедал у командира 3-го пехотного корпуса Рота (d), шутил вместе с ним насчет Петербургских событий и в тот же день по его позволению отправился к Муравьевым в местечки Троянов и Любар, места штабов Александрийского и Ахтырского гусарских полков. На пути чрез местечко Брусилов С. Муравьев заехал к полковнику Набокову, командиру Кременчугского пехотного полка; разговор их, или лучше сказать, ответ Набокова неизвестен (e).»