Якушкин, Иван Дмитриевич, декабрист

Якушкин, Иван Дмитриевич (28.12.1793-11.8.1857) — один из наиболее выдающихся декабристов.

И.Д. Якушкин.  Акварель Н.И. Уткина. 1816.  Государственный музей А.С. Пушкина, Москва

И.Д. Якушкин

Акварель Н.И. Уткина. 1816.

Государственный музей А.С. Пушкина, Москва

Отставной капитан.

Отец — смоленский помещик, титулярный советник.

Дмитрий Андреевич Якушкин († до 1826), мать — Прасковья Филагриевна Станкевич (в 1826 жила в Ливенском у. Орловской губ. у зятя своего, поручика В. В. Воронца).

Первоначальное воспитание он получил в доме отца под руководством русских отставных офицеров и гувернеров-иностранцев (учителя Попов, Оже, иностранцы Пост, Русло, Дювернуа и Дельк); в 1808 г. он поселился в Москве, в семье известного писателя и поэта Мерзлякова, о котором навсегда сохранил самые теплые воспоминания и наилучшую память. В течение трех ближайших лет Якушкин, живя у Мерзлякова, числился своекоштным студентом на словесном факультете Московского университета и усердно посещал лекции наиболее выдающихся профессоров, в том числе самого Мерзлякова по русской словесности и Каченовского — по русской истории.

Выйдя из университета, Якушкин в 1811 г. переселился в Петербург и поступил 8.10.1811 г. подпрапорщиком в лейб-гвардии Семеновский полк, в рядах которого участвовал во всех кампаниях 1812, 1813 и 1814 гг. (Бородино — награжден знаком военного ордена Георгия, Тарутино, Малоярославец), прапорщик — 18.12.1812, участник заграничных походов (Люцен, Бауцен, Кульм — награжден орденом Анны 4 ст. и Кульмским крестом, Лейпциг, Париж).

Заграничные походы, открывшие перед Якушкиным довольно резко отличавшиеся от русских социальные и политические условия, оказали на него сильное влияние. Вопрос о том, в какой степени пребывание за границей и связанные с этим новые впечатления оказали влияние на выработку миросозерцания будущих членов тайных обществ и союзов, в последнее время историками декабристов решается далеко не столь категорически в положительном смысле, как даже несколько лет назад; по крайней мере, этому фактору не приписывается теперь главной и решающей роли. Однако в отношении Якушкина — это влияние, притом весьма значительное, остается фактом бесспорным.

В одном из своих показаний на следствии по делу Тайного общества он сам это признал в следующих выражениях: "Пребывание во время похода заграницей, вероятно, в первый раз обратило внимание мое на состав общественный в России и заставило видеть в нем недостатки. По возвращении из-за границы крепостное состояние людей представилось мне, как единственная преграда сближению всех сословий и вместе с сим общественному образованию в России", а затем добавляет, что пребывание в различных русских губерниях и наблюдения отношений помещиков к крестьянам еще более укрепили в нем мысль о ненормальности крепостного строя.

В другом месте, именно в своих записках, Якушкин еще определеннее подчеркиваете влияние западноевропейских условий, и не только на него, но и на своих товарищей по делу: "Каждый из нас сколько-нибудь вырос за это время", пишет он. Первый кружок, в состав которого вошел Якушкин, носил самый невинный характер. Около 20-ти офицеров Семеновского полка в 1815 г. составили нечто вроде артели, чтобы иметь возможность вместе обедать и незаметно убивать время послеобеденных часов игрой в шахматы, чтением вслух иностранных газет, приятельскими беседами и пр. Однако артель, просуществовав всего лишь несколько месяцев, должна была прекратить свое существование, так как государь, узнав о ней, выразился, что "такого рода сборища ему очень не нравятся".

В 1816 г. Якушкин совместно с Александром Николаевичем и Никитой Михайловичем Муравьевыми, князем Сергеем Петровичем Трубецким и Матвеем и Сергеем Ивановичами Муравьевыми-Апостолами основали тайное общество под названием: "Союз спасения" или "Союз истинных и верных сынов отечества". Побудительной причиной для возникновения этого общества, как объяснил ее в своем следственном показании Якушкин, было "усмотрение бесчисленных неустройств в России", как следствие условий политических и социальных, коренившихся, по мнению Якушкина, в том, что все "частные люди" заботятся исключительно о личных выгодах и совершенно игнорируют общественное благосостояние".

Возникшее общество поставило своей ближайшей целью "обратить, сколько возможно, внимание каждого к выгодам общественным и тем самым образовать мнение общее". Этими, довольно растяжимыми чертами обрисованы цели общества в показаниях его членов перед следственной комиссией. Говоря же более точно, всех членов союза спаяла воедино общая им всем ненависть, прежде всего к крепостному режиму, затем к таким ненормальностям государственной жизни, как крайняя продолжительность 25-тилетней службы создать, жестокое обращение с ними начальства всех рангов, чрезмерное и нецелесообразное утомление войск шагистикой, повсеместное и ничем неприкрытое лихоимство чиновников и пр.

Соответственно воззрениям членов союза, все эти и другие ненормальности могут быть уничтожены лишь введением в России представительного правления, и это стремление, известное лишь членам высшей, так называемой, четвертой степени, и было главной целью общества. О его уставе прямо было сказано, что если царствующий император "не даст никаких прав независимости своему народу, то ни не каком случае не присягать его наследнику, не ограничив самодержавия". Несомненно, что основанию союза в известной степени содействовал — это признает сам Якушкин — также и "пример тайных обществ, имевших сильное влияние во многих государствах, особенно в Швеции и Пруссии".

Столичная жизнь, в которой, как в фокусе, отражались все недостатки тогдашней русской действительности, сделалась постепенно для Якушкина все более и более невыносимой, и он искал лишь повода к тому, чтобы покинуть Петербург в 1816 г. усиленно стали говорить о возможности войны с Турцией, и Якушкин воспользовался этим случаем, чтобы просить о переводе в какой-либо полк, поближе расположенный к возможному театру военных действий. Просьба его была удовлетворена, и Якушкин (подпоручик с 13.1.1816) 5.6.1816 перешел штабс-капитаном в 37-й егерский полк, стоявший в Черниговской губернии и находившийся под командою его знакомого М. А. Фон-Визина.

По дороге в полк он заехал в свое имение (в Смоленской губ.), которым управлял его дядя, и объявил последнему, что желает освободить своих крестьян; для того времени такая идея была настолько непонятной и новой, особенно в провинциальной глуши, что дядя заподозрить племянника в сумасшествии.

В своем начальнике, М. А. Фон-Визине, Якушкин нашел родственный своим мысли, в самом скором времени тесно с ним сблизился и сообщил ему о существовании тайного общества, к которому тот изъявил желание присоединиться.

В начале 1817 г. егерский полк был переведен в Московскую губ., а сам Якушкин переселился в Москву.

Здесь он получил устав Союза спасения, в окончательной редакции которого принимал участие, вступивший в общество П. И. Пестель, наложивший свою суровую печать на многие его пункты. Некоторые из последних Якушкину решительно не понравились; особенно восстал он против заимствованных из масонских статутов суровых угроз за измену и разглашение тайны, а также против торжественных клятв, которые требовались от вступающих в общество, и, наконец, против требовавшегося уставом слепого подчинения и повиновения членов низших ступеней так. напр. «боярам", составлявшим высшую степень. Его недовольство уставом разделяли и другие члены общества, и на одном из московских совещаний, в августе 1817 г., решено было приступить к составлению новых статутов, руководствуясь уставом немецкого "Tugendbund’а" (Союз добродетели).

Один из основателей Союза спасения, член Союза благоденствия (участник Московского заговора 1817, вызвавшийся совершить цареубийство, участник Петербургских совещаний 1820, Московского съезда 1821, член Коренного совета).

В 1817 году, будучи томим несчастною любовию и готов на самоубийство, вызвался на совещании в Москве покуситься на жизнь покойного императора. Вскоре после того от общества отстал, но в 1819 году снова присоединился к оному. В 1820 ездил в Тульчин приглашать уполномоченных на съезд в Москву по делам общества. По мнимом закрытии оного, в 1821 году, ему дан был список с устава для заведения Управы в Смоленской губернии, но в 1822 году, по обнародовании высочайшего указа о уничтожении тайных обществ всякого рода, он сжег список сей и более никаких сношений по обществу не имел. В 1825 году, 16-го или 17-го декабря, услышал он о полученном из С.-Петербурга предварительном известии насчет возмущения. Побуждаемый чистосердечием, он сделал показание о словах штабс-капитана Муханова, говорившего при нем, что для спасения взятых под арест мятежников необходима смерть ныне царствующего государя; однако по исследованию оказалось, что слова сии были следствием горячего разговора, а не замысла. Он сначала явился человеком совершенно чуждым веры, но убежденный назиданиями протоиерея, посещавшего арестантов, познал истины религии и душевно раскаялся.

Заседания членов общества в Москве происходили довольно регулярно. На одном из них, состоявшемся осенью 1817 г. в квартире Александра Николаевича Муравьева, произошел инцидента, имевший позже печальные последствия для Якушкина. Хозяин квартиры прочел полученное им от кн. Трубецкого из Петербурга письмо с известием, что государь собирается отделить некоторые земли от России, присоединить их к Польше и перенести столицу в Варшаву. А. Муравьев первый высказал мысль, что царствование Александра должно быть прекращено насильственно, и предложил бросить жребий, кому именно из членов общества следует нанести удар государю. Самолюбивый и гордый Якушкин, в известной степени страдавший страстью к отличиям, заявил, что он готов принести себя в жертву без всякого жребия.

Намерение это настолько крепко засело в голове Якушкина, что уговоры М. А. Фон-Визина отказаться от него не имели никакого результата. Когда же собравшиеся на другой день члены общества отменили свое предыдущее постановлено и пришли к заключению, что смерть государя в настоящее время не может быть полезна для государства и что упорство Якушкина может повредить целям союза, — он от своего намерения отказался, но вместе с тем выступил из организации.

Впоследствии он вновь вступил в нее, когда она носила уже другое название — "Союза благоденствия".

Между тем военная карьера окончательно стала ненавистной Якушкину; 1.2.1818 г. он вышел в отставку капитаном и отдался всецело осуществлению в жизни своих убеждений в том, конечно, масштабе, который был ему доступен непосредственно. Переехав в свое небольшое имение Жуково, в Вяземском уезде, Смоленской губернии (за ним в Вяземском уезде Смоленской губернии до 200 душ.), он тотчас отменил отяготительные для крестьян поборы натурой, шедшие в пользу помещика, на половину уменьшил господскую запашку, предоставил своим крепостным судить и наказывать виновных из их среды по приговору схода домохозяев, отпустил на волю тех крестьян, которые давно оторвались от земли и где-либо на стороне занимались другими делами — в том числе двух музыкантов, игравших в оркестре графа Каменского, за которых последний предлагал ему 4000 р., — стал учить грамоте 12 мальчиков и пр.

Чтобы освободить всех крестьян, нужно было специальное разрешение правительства. С целью получить его, Якушкин в 1819 г. отправил министру внутренних дел Козодавлеву записку, в которой советовал другим, а также и со своей стороны выражал готовность освободить крепостных бесплатно, уступив им безвозмездно усадьбы с усадебною землею и общим выгоном; пахотная же земля, по его предложению, должна была оставаться собственностью помещика и возделываться крестьянами на арендных условиях, добровольно заключенных между ними и владельцем.

В той же записке Якушкин, как сторонник общинного землевладения, предлагал разрешить целым крестьянским обществам покупать землю сообща. Министр Козодавлев предписал вяземскому предводителю дворянства более точно узнать у Якушкина условия, на которых он желает освободить своих крепостных, и вместе с тем опросить и крестьян, согласны ли они принять условия помещика. Когда крестьяне из уст Якушкина услышали, что земля остается в собственности помещика, они решительно предпочли старое состояние. Таким образом, попытка Якушкин потерпела неудачу. Не более счастливо окончилась и вторая подобная же попытка, сделанная Якушкиным при министре внутренних дел, гр. Кочубее.

Впоследствии Якушкин признал ошибочность своего взгляда о полезности освобождения крестьян с одною усадебною землею. Тогда же он полагал, что крестьяне со временем улучшать свое положение, найдут возможность платить ему оброк, часть которого будет засчитываться в качестве платы за землю, и таким образом постепенно они приобретут в собственность ту землю, которой они до тех пор пользуются на условиях аренды. Скоро Якушкин пришел к убеждению, что освобождение крестьян не может совершиться путем договоров каждого частного помещика со своими крепостными, что оно должно быть проведено государственной властью, и в 1825 г. он занимался уже вычислениями тех денежных средств, которые потребовались бы правительству для осуществления этой меры.

В Союзе благоденствия Якушкин состоял членом его коренного совета, по рекомендации Якушкина в это общество были приняты Пассек, Граббе и Чаадаев.

В 1820 г. он, видя кругом себя, всяческие притеснения крестьян со стороны администрации, написал проект адреса императору Александру I, в котором яркими красками изобразил тяжелые условия крестьянской жизни, описал все бедствия России и просил государя созвать, по примеру его предков, земскую думу. За подписями под адресом он обратился к членам Союза благоденствия, но некоторые из последних убедили его в том, что подачею такого адреса был бы уничтожен весь союз. В конце того же 1820 г. Якушкин ездил в Тульчин для приглашения депутатов от тамошнего отделения общества на особый съезд, который и состоялся в начале следующего года в Москве при наличии около 20 членов.

В виду того, что до сведения правительства дошли слухи о существовании Союза благоденствия, то на Московском съезде решено было распустить его; постановление принято было, однако лишь для видимости, с исключительной целью ввести в заблуждение ненадежных членов и избавиться от них. Якушкин по-прежнему остался в коренном совете тайного общества.

Борьба Греции за независимость настолько увлекла Якушкина, что в середине 1821 г. он питал серьезное намерение отправиться туда и стать в ряды сражавшихся против турецкого гнета; но в этом году Смоленскую губернию посетил сильный неурожай, и Якушкин, вместе с Михаилом Николаевичем Муравьевым и М. А. Фон-Визиным сосредоточил всю свою деятельность на собирание денежных средств для голодающих крестьян и сведений о плачевном их положении. Эти сведения послужили материалом для составления коллективного заявления, которое содержало в себе картину бедственного положения края и за подписью нескольких десятков дворян Рославльского уезда было послано министру внутренних дел; это вызвало командировку в Смоленскую губернию сенатора Мертваго с полномочием израсходовать на смягчение нужды миллион рублей.

1822 г. Якушкин прожил большею частью в Москве и был завсегдатаем на частых вечерних собраниях у М. А. Фон-Визина, на которых, по словам одного из их посетителей, Муромцева, всегда велись "тайные" разговоры, осуждалось правительство, писались проекты перемены администрации и высказывались мысли о снизвержении настоящего порядка вещей". В течение двух следующих лет Якушкин стоял несколько в стороне от тайного общества, лишь издали интересуясь его жизнью и развитием. Отчасти этому содействовала его женитьба в конце 1822 г. на молоденькой девушке, Шереметевой, в имении матери которой он поселился и весьма уединенно прожил там более года; отчасти же причиной сдержанности Якушкина было полученное им от Н. И. Тургенева письмо с советом быть как можно осторожнее, так как государь в одном из разговоров по поводу тайного общества сказал о его членах: "Эти люди могут, кого хотят, возвысить или уронить в общем мнении; к тому же они имеют огромные средства; в прошлом году, во время неурожая в Смоленской губернии, они кормили целые уезды", — причем в числе других лиц называл и Якушкин. Лишь в конце 1825 г. он вновь стал проявлять деятельность в качестве члена союза.

В начале декабря этого года он выехал в Москву, по дороге куда узнал о кончине Александра I. Здесь он нашел нескольких членов Северного общества, принимал участие в их собраниях, и когда из Петербурга было получено известие, что тамошние члены общества решили сами не присягать и не допустить к присяге также и гвардейские полки, то Якушкин первый подал мысль попытаться вызвать восстание и среди московских войск.

Один из самых активных участников подготовки к восстанию в Москве в декабре 1825 г.

От принесения присяги новому императору Якушкин отказался, 9 января 1826 г.; он был арестован (приказ об аресте — 4.1.1826), доставлен в Петербург квартальным надзирателем Мещевым на главную гауптвахту — 13.1 где с него был снят первый допрос генерал-адъютантом Левашевым; 14.1 помещен в Петропавловскую крепость («присылаемого Якушкина заковать в ножные и ручные железа; поступать с ним строго и не иначе содержать как злодея") в № 1 Алексеевского равелина, ножные железа сняты — 14.4, ручные — 19.4.

Вначале он отказывался отвечать на предложенные ему вопросы; когда же узнал, что следственной власти известно его намерение в 1817 г. покуситься на жизнь государя, то был настолько поражен этим обвинением из далекого прошлого, что невольно признал его справедливость; не стал он после этого отрицать и главной цели тайного общества — замены самодержавия конституционным режимом; подтвердил также и то, что общество старалось склонить помещиков к освобождению крестьян, имея в виду, что если этот вопрос не будет разрешен мирным путем, то сама жизнь разрешит его насильственным образом. Лишь в одном Якушкин остался непоколебимым и непреклонным — в нежелании назвать имена своих товарищей. Ни угрозы Левашева пыткой, ни допрос, произведенный ему лично государем, не произвели на него желанного действия. "Если вы не хотите губить ваше семейство, и чтобы с вами обращались, как с свиньей — сказал ему государь, — то вы должны во всем признаться". — "Я дал честное слово никого не называть", ответил Якушкин. "Что вы мне с вашим мерзким честным словом, вспылил император; когда же Якушкин вновь отказался кого-либо назвать, он закричал: "Заковать его так, чтобы он пошевельнуться не мог." — и собственноручно написал на имя коменданта Петропавловской крепости Сукина повеление, в котором было сказано: "Присылаемая" Якушкина заковать в ножные и ручные железа, поступать с ним строго и не иначе содержать, как злодея".

Первоначальный допрос И.Д. Якушкина, снятый генералом В.В. Левашовым. Начало января 1826 г.

ГА РФ. Ф. 48. Оп. 1. Д. 352. Л. 5.

Допрос написан рукой В.В. Левашова и подписан И.Д. Якушкиным.

Первоначальный допрос И.Д. Якушкина, снятый генералом В.В. Левашовым. Начало января 1826 г.

«№ 139.

Отставной капитан Якушкин.


С которого времени принадлежали вы к тайному обществу?


В 1816 году я был один из тех, которые тайное общество составить предположили. Я служил тогда в Семеновском полку и был в Петербурге. Сочленами кого я имел, сказать не могу, ибо на сие дал мое обещание. В том же году был я переведен в 37-й егерский полк, куда немедля отправился. Во время моего пребывания в армии никакого сношения я не имел с членами общества до переводу полка моего в Московскую губернию. Тогда я получил позволение от полкового командира ген[ерал]-май[ора] фон Визена жить в Москве, где был в сношениях с теми, кои общество сие составляли. Намерение общества было сблизить дворянство с крестьянами и стараться первых склонить к освобождению последних. Сверх сего, распространить свои отрасли умножением членов и приготовить все сословия в государстве к представительному правлению. В 1817 году многие члены получили известие, что польские губернии»

Первоначальный допрос И.Д. Якушкина, снятый генералом В.В. Левашовым. Начало января 1826 г. «будут присоединены к Царству Польскому. Сие обстоятельство и сверх сего уверение, что государство не может быть в худшем положении, как под управлением государя Александра Павловича, решили меня на жизнь его покуситься. Решение сие было взято на совещании некоторых членов, когда положено было оными назначить жребием то лицо, которое действие должно было исполнить. Я вызвался, не хотя подвергнуть себя жребию. На другой день, при новом совещании тех же лиц мне объявили, что решение мое полагают ненужным, что известие, полученное из Петербурга, может быть неосновано, и что действию моему противятся. Вслед сего я им сказал, что более их обществу не принадлежу, ибо они меня заставили к действию, или необходимому, или пагубному. В первом случае, дурно делают, что меня останавливают, в последнем – заставили меня решиться на вещь совершенно гибельную для России.»
Первоначальный допрос И.Д. Якушкина, снятый генералом В.В. Левашовым. Начало января 1826 г. «Хотя я обществу более не принадлежал, но я знаю, что в 1818 г. оное получило образование и устав, который я читал. В 1819 году, когда я приезжал в Петербург, некоторые из членов сказали мне, что я слишком много знаю, чтобы остаться чуждым, и я дал подписку, что обществу опять принадлежу. Общество сие называлось Союз благоденствия. До 1821 году содействие мое и сношение были совершенно ничтожны. В 1821 году, быв притеснен местным правительством, намерился сделать государю изложение всего зла, которое внутри государства заметил, и предложить обществу оное за общим подписанием доставить. На сей счет общество в Москве собралось; но после многих разговоров и разнообразных мыслей, видя невозможность продолжения оного в сем виде, решилось оное уничтожить и заменить другим, которого цель и намерение остались те же, но распространение членов должно было быть»
Первоначальный допрос И.Д. Якушкина, снятый генералом В.В. Левашовым. Начало января 1826 г.

«ограничено. В сем новом обществе я остался, но с тех пор, как правительством были запрещены все тайный общества, то устав был уничтожен. Я же поехал тогда в деревню и с тех пор никакого сношения с обществом не имел до прошедшего декабря. Приехав 8-го в Москву, слышал 16-го или 17-го числа от одного из сочленов, что получено обществом письмо, извещающее о некотором предприятии в Петербурге. Вслед за сим получено было известие о происшествии 14-го числа.


Отставной капитан Якушкин.


Генерал-адъютант Левашов».

Закованный в кандалы, Якушкин был посажен в Алексеевский равелин. Его подвергли исключительно суровому тюремному режиму; сначала его совсем не кормили, затем один раз дали ему щей, а потом вместо обеда стали приносить ему кусок черного хлеба. На другой день после заключения его, по повелению государя, посетил протоиерей Петропавловского собора, имея в виду исповедать и причастить его, но Якушкин отказался от того и другого и заявил, что не считает себя христианином; точно также он отказался беседовать на религиозные темы с протоиереем Казанского собора, Мысловским, и лишь недели через две согласился исповедаться и причаститься.

Однажды часовой передал Якушкину, по поручению какого-то офицера, булку с просьбой съесть ее всю, дабы не оставить крошек и тем самым не вызвать у администрации излишние подозрения. Булка была съедена, но от чрезмерного ли предшествовавшего голодания или по другим причинам Якушкин вскоре почувствовал острые боли в желудке и его начало рвать. На следующий день он был освидетельствован доктором, затем явился комендант крепости и стал уговаривать его назвать своих товарищей, но успеха не имел; несмотря на это, ему начали выдавать горячую пищу. Особенно тягостно было для заключенного запрещение переписываться с родными; только в начале февраля он получил, наконец, одно письмо от жены. 5-го числа того же месяца он первый раз был допрошен следственной комиссией; подтвердив свои предыдущие показания, он и на этот раз наотрез отказался назвать имена известных ему членов общества. Однако тюрьма, разлука с близкими людьми и страдания от тяжелых оков приводи Якушкина к такому состоянию, что его стойкость поколебалась, и 13 февраля, после тяжелых, душевных мук, он отправил в следственную комиссию заявление, что готов отвечать на все вопросы.

На вторичном допросе он назвал имена лишь тех членов общества, которые, по его сведениям, уже были известны комиссии, да еще умершего незадолго до этого генерала Пассека, которому, конечно, нельзя было повредить, и П. Я. Чаадаева, жившего в то время за границей. Но и в этот раз его гораздо более тревожила судьба других, чем собственная.

На одно из московских собраний, происходившее 18 декабря 1825 г. в доме (М.Ф.) Митькова, Якушкина привел с собою некоего Муханова, который предложил присутствовавшим ехать в Петербург, чтобы освободить из крепости арестованных членов общества и убить государя. Когда Якушкина попросили рассказать об этом инциденте, то он изобразил все дело так, что истинным виновником в данном случае является он сам, а вскоре после допроса послал в следственную комиссию следующее заявление: "...По рассмотрении всех обстоятельств я чувствую, что во всем сем происшествии я более всех виновен, ибо я привез к полковнику (М.Ф.) Митькову штабс-капитана Муханова, не быв почти с ним знаком, без чего, вероятно, Муханов не подверг бы себя ответственности за несколько пустых и необдуманных слов". Помимо этого, он написал также письмо к государю, в котором просил подвергнуть его одного наказанию за произнесенные Мухановым слова. "Пусть узы мои стеснятся, пусть буду я осужден к наистрожайшему наказанию", писал он, "лишь бы не терзал мою совесть упрек, что малодушием своим или неосторожностью вверг других в несчастие".

После признания Якушкина участь его значительно была облегчена. 18 апреля с него были сняты ножные оковы, а в день Пасхи сбиты и наручники. В мае ему было разрешено свидание с тещею, а в июне по Высочайшему разрешению, последовавшему на прошение жены Якушкина, — с нею и двумя малолетними детьми.

По решению Верховного уголовного суда, он был признан виновным по I разряду в том, что "умышлял на цареубийство собственным вызовом в 1817 г." и "участвовал в умысле бунта принятием в тайное общество товарищей"; отнесенный к первому разряду преступников, но по конфирмации 10.7.1826 он присужден был к 20-летней каторге и, по её отбытии, к вечному поселению в Сибири.

Отправлен в Роченсальмскую крепость — 17.8.1826 (приметы; рост 2 арш. 6 1/8 вершк., «лицо смугловатое, круглое, глаза темнокарие, нос большой, продолговат, на правую сторону кривоват, волосы на голове и бровях черные с сединами").

Последовавшим 22 августа 1826 г. указом срок каторжных работ был сокращен ему до 15-ти лет; тогда же его перевели 6.10.1827 из форта Славы (Роченсальм) в тяжелых оковах в Сибирь.

В Ярославле ему было разрешено свидание с родными (с женой 15.10.1827). Узнав, что его жене разрешено следовать за ним, но в том же отказано его детям и теще, Якушкин убедил и жену не разлучаться с ними.

24 декабря 1827 г. Якушкин прибыл в Читу, где находилось уже около 60 декабристов; работа, за которую он был засажен, состояла в размалывании на ручной мельнице хлеба и продолжалась полтора часа ежедневно; крепость настолько изнурила Якушкина, что он не в состоянии был выполнить даже и этого урока и принужден был нанимать вместо себя сторожа.

В сентябре 1830 г. Якушкин был переведен из Читы в Петровский завод, где много занимался ботаникой и даже составил по особому плану и новой методе учебник географии. Еще до этого, именно в 1828 г., его теща обратилась к В. А. Жуковскому, а тот, в свою очередь, к кн. А. Н. Голицыну с просьбой ходатайствовать пред государем о разрешения ехать к Якушкину его жене и детям.

Вскоре от Дибича получилось уведомление, что государь разрешил жене ехать, но приказал поставить ей на вид, что в месте пребывания мужа она будет лишена возможности дать детям удовлетворительное воспитание и потому должна "предварительно размыслить о всех последствиях своего предприятия". Болезнь ребенка заставила ее отложить поездку до лета. Между тем о разрешении ехать к своим мужьям стали просить и жены некоторых других декабристов. Результат получился неожиданный: не только им было отказано, но и разрешение, данное жене Якушкина, также было взято обратно. Новые ходатайства тещи Якушкина, неоднократно с этой целью, ездившей в Петербург, кончались неудачей. В феврале 1832 г. жена Якушкина лично ездила в Петербург и просила хотя бы ей одной, без детей, уехать к мужу. Только в ноябре того же года она получила следующий ответ: "Сначала дозволено было всем женам государственных преступников следовать в Сибирь за своими мужьями", но так как Якушкина в свое время этим не воспользовалась, то теперь поездка ей не может быть разрешена; мать нужна своим детям и "для них должно пожертвовать желанием видеться с мужем". Осталось последнее средство — подать прошение на Высочайшее имя, что Якушкина и сделала в конце 1832 г., через шефа жандармов она получила следующий ответ: "Его Величество повелел изъявить вам свое удовольствие за намерение ваше посвятить себя воспитанию двух ваших сыновей, быв удостоверен, что ныне в нежном возрасте они нигде не могут найти того попечения, а впоследствии того образования, какое обретут под собственным и непосредственным надзором вашим. Что же принадлежит до изъявленного вами желания ехать к мужу своему в Сибирь, то на сие Его Величество решительно отозваться изволил, что сие вам разрешено быть не может". Когда же Якушкину было сообщено, что его сыновья могут быть приняты в корпус малолетних, а оттуда поступить в Царскосельский лицей, то он отклонил эту милость, так как воспользоваться этим обстоятельством, по его мнению, было бы непростительно. С другой стороны, он убедил жену оставить всякие попытки добиться разрешения поездки в Сибирь, покориться обстоятельствам и отдаться воспитанно детей, что она и сделала, поселившись в посаде Троицко-Сергиевской лавры, где при помощи учителей местной духовной академии продолжала обучение детей, начатое ею самою.

8.11.1832 срок каторги сокращен до 10 лет.

По указу от 14 декабря 1835 г. Якушкин был освобожден от каторжных работ и оставлен на вечное поселение (Высочайшее повеление — 16.4.1836). Местом его поселения был назначен глухой городишко Ялуторовск, Тобольской губ. (прибыл в Иркутск — 19.6.1836, в Ялуторовск — 16.9.1836).

В 1836 г. Синод разослал указы об открытии при церквах приходских школ, и Якушкин стал мечтать об устройстве подобного училища, куда он мог бы вложить свои бездеятельные силы. Однако осуществить свою мечту вследствие ряда неблагоприятных обстоятельств ему удалось лишь в 1840 г., и то лишь благодаря содействию назначенного в 1839 г. в Ялуторовск молодого священника-протоиерея С.Я. Знаменского.

Осенью 1840 г. он основал ланкастерское училище для мальчиков (официально открыто 7.8.1842). Несмотря на интриги смотрителя местного уездного училища, губернатор и архиерей отнеслись к учреждению Якушкина вполне сочувственно.

Первый год в школе обучали чтению гражданской и церковной печати, письму и основным действиям арифметики, причем преподавание велось по Ланкастерскому методу взаимного обучения. В следующем же году, когда Тобольская духовная семинария разрешила учиться в этой школе детям духовного звания, программа её была значительно расширена: было введено преподавание пространного катехизиса, русской грамматики, краткой священной истории, географии, черчения, второй части арифметики и первой части латинской и греческой грамматик, а одно время преподавались даже русская история и начало алгебры, геометрии и механики.

Учебное пособие для определения фаз Луны, сделанное И.Д. Якушкиным. Государственный архив Российской Федерации Ф. 279. Оп. 1. Д. 40. Бумага, картон, акварель, чернила. 24 х 32,5 см.
Учебное пособие для определения фаз Луны, сделанное И.Д. Якушкиным.
Государственный архив Российской Федерации
Ф. 279. Оп. 1. Д. 40.
Бумага, картон, акварель, чернила. 24 х 32,5 см.

Как человек с широким и разносторонним образованием, Якушкин с полным успехом лично преподавал большую часть указанных предметов.

В школе обучались преимущественно крестьянские дети, из них много сирот; всего в мужское приходское училище с 1842 по 1856 г. было принято 594 мальчика, из которых окончили курс 531. Первые годы школа существовала исключительно на средства, жертвуемые декабристами, но в 1848 г., с разрешения министра внутренних дел, она стала получать ежегодную помощь в размере 200 руб. из городских средств.

Учебное пособие по зоологии, составленное И.Д. Якушкиным. Государственный архив Российской Федерации Ф. 279. Оп. 1. Д. 35. Л. 1–1 об. Учебное пособие по зоологии, составленное И.Д. Якушкиным. Государственный архив Российской Федерации Ф. 279. Оп. 1. Д. 35. Л. 1–1 об.
Учебное пособие по зоологии, составленное И.Д. Якушкиным.
Государственный архив Российской Федерации
Ф. 279. Оп. 1. Д. 35. Л. 1–1 об.

После того как в 1846 г. умерла жена Якушкина, он основал такое-же 1.7.1846 женское училище.

За десятилетие (1846-1856 гг.) в нее было принято 240 девочек, из которых 192 окончили полный курс; большинство из них не в состоянии были вносить плату за учение (25 руб.), почему и эта школа могла существовать главным образом на те средства, которые в виде пожертвований или взноса платы за бедных давались декабристами, их родственниками и знакомыми.

Свои досуги от преподавательской деятельности Якушкин посвящал занятиям метеорологией и ботаникой и за свои метеорологические опыты однажды чуть не поплатился жизнью: поставленный им на верху высокого столба прибор для измерения силы ветра суеверные крестьяне сочли за причину наступившей засухи, окружили дом Якушкина и потребовали уничтожения прибора, сопровождая свое требование угрозами.

Упорный Якушкина отказался подчиниться. Только благодаря вовремя подоспевшей полицейской власти и хлынувшему вскоре дождю, отрезвившему крестьян, их угрозы не имели печальных последствий.

В 1854 г. Якушкин опасно заболел, вследствие чего получил 15.1.1854 разрешение провести четыре месяца на минеральных водах в Забайкальском крае, на Туркинские минеральные воды. Оправившись от болезни, он переселился 14.8.1854 в Иркутск, где жил в семье своих друзой Трубецких до лета 1855.

Вновь усилившаяся болезнь приковала Якушкина к Иркутску на целых два года; у него были констатированы цынготные язвы на ногах, хронический ревматизм сочленений, сильный геморрой и общее изнурение.

В августе 1856 г. Якушкин узнал о приезде в Ялуторовск вдовы М. А. Фон-Визина и поспешил повидаться с нею.

Манифестом 26 августа этого года он в числе других декабристов был освобожден от ссылки, но без права жить в столичных городах. Несмотря на этот запрет, Якушкин первые дни после приезда в Европейскую Россию провел именно в Москве (с 26.8.1856), где он надеялся скорее поправиться и поселился у старшего сына, инженер-полковника Е. И. Якушкина. С разрешения генерал-губернатора А. А. Закревского оставался в Москве для лечения до 28.3.1857

Когда же последний обратился к шефу жандармов, кн. Долгорукову, с просьбой разрешить его отцу остаться в Москве впредь до излечения, кн. Долгоруков, несмотря даже на подобную же просьбу и со стороны московского генерал-губернатора, гр. Закревского, ответил следующим отказом: "Государю Императору благоугодно, чтобы на счет Якушкина и других лиц, судившихся по одному с ним делу, о которых не состоялось до сего времени особого распоряжения, были в точности исполняемы правила, объявленный при возвращении их из Сибири, тем более что они и в губернских городах, где изберут себе жительство, могут найти все средства для пользования от болезней".

Вследствие этого отказа Якушкин принужден был немедленно выехать из Москвы; он поселился в имении Новинки своего прежнего сослуживца по Семеновскому полку управляющего Московской удельной конторой Н. Н. Толстого, в Тверском уезде; болотистая и сырая местность окончательно подорвала его здоровье, 17.5.1857 разрешены приезды в Москву на время, 6 июня 1857 г. старший сын Якушкина привез его уже в ужасном состоянии.

Генерал-губернатор разрешил больному остаться в столице до 1 июля, а затем, в виду его опасного положения, продлил разрешение на неопределенное время — до выздоровления. Однако все было уже поздно, и 12 августа 1857. Якушкин скончался.

В 1855 г. он встретился в Иркутске со своим другом С. П. Трубецким (также декабристом) и по его настоянию принялся писать, вернее — диктовать свои воспоминания. Первая часть его записок, доведенная до приговора 1826 г., была впервые напечатана в Лондоне(1862 г.), а потом перепечатана в Лейпциге ("Международная Библиотека", т. IV, изд. 2, 1875 г.).

Вторая часть, оканчивающаяся переездом из Петровского завода в Ялуторовск, помещена в "Русский Архиве" (1870 г.).

"Записки" Якушкина изданы полностью впервые в России в 1905 году и быстро разошлись в 3-х изданиях. Добросовестность и достоверность его "Записок" не подлежат никакому сомнению; они составляют один из самых ценных источников для изучения движения, получившего впоследствии название "декабристского".

О нравственных качествах Якушкина все, знавшие его, единогласно отзываются в самых восторженных выражениях. "Он был неумолим к себе за малейшее отступление от того, что признавал своим долгом", говорить декабрист Свистунов, но редко можно было встретить человека, "который бы оказывал ближнему столько терпимости и снисходительности". Отзыв другого декабриста, Е. П. Оболенского, еще ярче: "Если можно назвать кого-нибудь, кто осуществил нравственную цель и идею тайного общества, то без сомнения имя Якушкина всегда будет на первом плане".

Похоронен на Пятницком кладбище.

Мемуарист.

Жена (с 5.11.1822) — Анастасия Васильевна Шереметева (1.9.1807-20.2.1846), дочь Василия Петровича Шереметева и Надежды Николаевны Тютчевой.

Дети: Вячеслав (16.9.1823-1861), Евгений (22.1.1826-27.4.1905), юрист, общественный деятель, собиратель и публикатор наследия декабристов, женат первым браком с 1848 на Елене Густавовне Кнорринг († 1873), вторым браком с февраля 1880 на Марии Александровне Бизеевой.

Сестра — Варвара, замужем за поручиком Василием Васильевичем Воронцом.

И.Д. Якушкин. Записки. 1855–1857 гг. Рукопись, записанная под диктовку декабриста его сыновьями.  ГАРФ. Ф. 279. Оп. 1. Д. 8. Л. 1об. И.Д. Якушкин. Записки. 1855–1857 гг. Рукопись, записанная под диктовку декабриста его сыновьями.  ГАРФ. Ф. 279. Оп. 1. Д. 8. Л. 1об.

Война [18]12 года пробудила народ русский к жизни и составляет важный период в его политическом существовании. Все распоряжения и усилия правительства были бы недостаточны, чтобы изгнать вторгшихся в Россию галлов и с ними двунадесять языцы, если бы народ по-прежнему остался в оцепенении. Не по распоряжению начальства выступило все народонаселение Москвы вместе с армией из древней столицы. По рязанской дороге, направо и налево, поле было покрыто пестрой толпой, и мне теперь еще помнятся слова шедшего около меня солдата: «Ну, слава Богу, вся Россия в поход пошла!» В рядах даже между солдатами не было уже бессмысленных орудий; каждый чувствовал, что он призван содействовать в великом деле.

Импер[атор] Александр, оставивший войско прежде витебского сражения, возвратился к нему в Вильну. Конечно, никогда прежде и никогда после не был он так сближен со своим народом, как в это время, в это время он его любил и уважал. Россия была спасена, но для импер[атора] Александра этого было мало; он двинулся за границу со своим войском для освобождения народов от общего их притеснителя. Прусский народ, втоптанный в грязь Наполеоном, первый отозвался на великодушное призвание имп[ератора] Александра; все восстало и вооружилось. В 13-м году имп[ератор] Александр перестал быть царем русским и обратился в импер[атора] Европы. Подвигаясь вперед с оружием в руках и призывая каждого к свободе, он был прекрасен в Германии; но был еще прекраснее, когда мы пришли в 14-м году в Париж. Тут союзники, как алчные волки, были готовы броситься на павшую Францию. Имп[ератор] Александр спас ее; предоставил даже ей избрать род правления, какой она найдет для себя более удобный, с одним только условием, что Наполеон и никто из его семейства не будет царствовать во Франции. Когда уверили имп[ератора] Алекс[андра], что французы желают иметь Бурбонов, он поставил в непременную обязанность Людовику XVIII даровать права своему народу, обеспечивающие до некоторой степени его независимость. Хартия Люд[овика] XVIII дала возможность французам продолжать начатое ими дело в 89[-м] году. В это время республиканец Лагарп мог только радоваться действиям своего царственного питомца.

Пребывание целого года в Германии и потом нескольких месяцев в Париже не могло не изменить воззрения хоть сколько-нибудь мыслящей русской молодежи; при такой огромной обстановке каждый из нас сколько-нибудь вырос.

Из Франции в 14-м году мы возвратились морем в Россию. 1-я гвард[ейская] дивизия была высажена у Ораниенбаума и слушала благодарств[енный] молебен, который служил обер-священник Державин.


И.Д. Якушкин. Записки. 1855–1857 гг.
Рукопись, записанная под диктовку декабриста его сыновьями.

ГАРФ. Ф. 279. Оп. 1. Д. 8. Л. 1об.

Портрет декабриста Ивана Дмитриевича Якушкина (1793-1857). Мазер, Карл-Петер. 1807-1884. Швеция, 1851 г. Холст, наклеенный на картон, масло. 29х23,5 см. ГЭ

 

Портрет декабриста Ивана Дмитриевича Якушкина (1793-1857). 
Мазер, Карл-Петер. 1807-1884. Швеция, 1851 г. 
Холст, наклеенный на картон, масло. 29х23,5 см. 
ГЭ

Название статьи:Якушкин, Иван Дмитриевич, декабрист
Автор(ы) статьи:
Источник статьи: Русский библиографический словарь. 1911. т. 23; Декабристы. Биографический справочник. М. Наука. 1988.
Статьи, использованные при написании этой статьи:  Алфавит членам бывших злоумышленных тайных обществ и лицам, прикосновенным к делу, произведенному высочайше учрежденною 17-го декабря 1825-го года Следственною Комиссиею составлен 1827-го года, М. Знаменский, "Иван Дмитриевич Якушкин",по не изданным материалам" ("Сибирский Сборник", приложение к "Восточному Обозрению", 1886 г., кн. III, стр. 86—105). - Дмитриев-Мамонов, "Декабристы в Западной Сибири", оттиск из "Чтен. Общ. Истор. и Древн. Рос." (М., 1895 г.). — Н. Ф. Дубровский, "В. А. Жувовский и его отношения к декабристам" ("Рус. Стар.", 1902 г., № 4). - В. Семевский, "Крестьянский вопрос в XVIII и первой половине XIX в.," т. I, стр. 459—462. — его же, статья в "Энциклоп. словаре" Брокгауза, т. 41 (Спб.. 1904 г.), стр. 634—640, — П. Свистунов, "Несколько замечаний по поводу новейших книг и статей о событии 14 декабря и о декабристах" ("Русский Архив", 1870 г.). — "Записки Якушкина" ("Русский Архив", 1870 г., №№ 4—5 и отдельое изд. 1905 г.). — "Процесс декабристов", обвинительный акт и др. документы (Спб., 1906 г.). — Н. К. Шильдер, "Император Николай I", т. I, стр. 377, 444, 663, 676, 691, 701, 727, 761, 762, 766. — "Русские портреты XVIII и XIX ст.". (Изд. Велик. кн. Николая Михайловича), т. II, № 67. — С. Максимов, "Сибирь и каторга", Спб., 1871 г. — Головачев, "Декабристы, 86 портретов", М., 1906 г. — Бар. А. Е. Розен, "Записки декабриста", СПб., 1907 г. — В. М. Саблин, "Декабристы и тайные общества в России", М., 1906 г., ВД, III, 37-60; ЦГАОР, ф. 109, 1 эксп., 1826 г., д. 61, ч. 56, 261; ГАРФ. Ф. 279. Оп. 1. Д. 8. Л. 1об.
ВАЖНО: При перепечатывании или цитировании статьи, ссылка на сайт обязательна !
html-ссылка на публикацию
BB-ссылка на публикацию
Прямая ссылка на публикацию
Добавить комментарий

Оставить комментарий

Поиск по материалам сайта ...
Общероссийской общественно-государственной организации «Российское военно-историческое общество»
Проголосуй за Рейтинг Военных Сайтов!
Сайт Международного благотворительного фонда имени генерала А.П. Кутепова
Книга Памяти Украины
Музей-заповедник Бородинское поле — мемориал двух Отечественных войн, старейший в мире музей из созданных на полях сражений...
Top.Mail.Ru